Грандиозное приключение - Берил Бейнбридж

Он к ней переменился, она заметила, как только они начали репетировать в театре. Четыре утра подряд она проторчала на сцене, выставляя вперед блокнот, ожидая его указаний, и, не дождавшись, смотрела, как дымок его сигареты вьется над опрокинугыми стульями, и сама будто улетала, таяла во тьме. „Меня отвергают, — думала она. — Я теперь — душа в чистилище“.

Он и не думал с ней заговаривать, когда она ему приносила кофе. Благодарил, конечно, вежливо, но улыбка была такая, что не подступиться. Когда она его обгоняла на лестнице, он смотрел на нее так, как будто не совсем ее узнает. Она понимала, конечно, что он перегружен. Рабочие сцены шумели, что их загоняют, как лошадей. Джордж сплошь да рядом являлся в плотницкую рубить пиратский корабль ни свет ни заря. Он-то, например, работу свою любил. Готов был до седьмого пота работать, раз сдельно платили. Только вот закавыка — Роза Липман жалась, говорила, что они превышают смету. Он бы лично принанял еще рабочих, по одному на каждый трос. А она уперлась: на какие шиши? Тогда он сказал, что снимает с себя ответственность. Чуть что, трос может лопнуть, как струна у скрипки, и вместо полета человек без подстраховки сверзнется вниз.

Грейс Берд передавала, что Роза недовольна Мередитом, зачем, мол, замахнулся на две такие постановки подряд. На ее взгляд, это была промашка. Не очень-то ее удовлетворяли и сборы за „Цезаря и Клеопатру“. Оно, конечно, похвально — нести культуру в массы, но когда массы кажут мероприятию спину, отдуваться приходится акционерам. Эдак Мередит сглотнет весь годовой бюджет меньше чем за четверть сезона.

Когда Дотти и Бэбз неуважительно отзывались о Мередите, Стелла прикусывала язык. Зато Джеффри доставалось.

— Он такой ранимый! — орала она, когда Джеффри ей рассказал про то, как Мередит смылся якобы в оркестровую от безработного актера, которому назначил свидание. — Он не любит огорчать людей.

— Хорошо, — нашелся Джеффри. — Но тогда зачем же, во-первых, он с ним уславливался?

Они сидели в кафе-кондитерской, дожидаясь, пока можно будет забрать краску и скипидар, заказанные художником со склада Хаггерти на Сил-стрит. Договаривались еще на утро, но Хаггерти звонил в театр и сказал, что у него сломался фургон. Заказ до сих пор не разгружен.

Они разделили пончик и препирались, чья часть больше.

— Да ешь ты все, — вдруг сказала Стелла. — Мне так тяжело, что не до еды.

— А из-за чего? — спросил Джеффри, поспешно уминая обе части, пока она не передумала.

— Из-за мистера Поттера. Я его чем-то расстроила. Ты, наверно, заметил. Он ко мне переменился. Так обидно.

— Не хочу оскорблять тебя в твоих лучших чувствах, — сказал Джеффри, — но, по-моему, ты ничем и никогда не можешь расстроить Мередита. — Видя, как у нее затряслись губы, он прибавил: — Ты не ставь его на пьедестал. Тип он сомнительный. Из виндзорского театра его, например, вытурили. Он тогда был актером… в одной труппе с этим сногсшибательным О'Харой.

— При таком твоем низком мнении, — отбрила его Стелла, — интересно, зачем же ты вечно ошиваешься около него?

— Ну, мы скорей собутыльники, — сказал Джеффри и покраснел.

— Быть бы мне постарше, — томилась она. — Знать бы к нему подход. Вот ведь точно знаю, какие сказать слова, а увижу — и ничего не могу из себя выдавить. Раньше я ни при ком не лишалась дара речи.

Ей хотелось плакать, и она печально наслаждалась своим настроением.

Вдруг Джеффри сказал:

— Я, наверно, не останусь в театре. Наверно, по совету отца в бизнес ударюсь.

— Балда, — сказала она. — Чего ты там не видел?

— Я запутался. Совершенно не понимаю этих людей. Говорят тебе важные вещи, ты уши развешиваешь, а через пять минут они уже не помнят, что говорили. Я ведь здесь только потому, что мой дядя председатель правления.

— А я здесь только из-за дяди Вернона, — сказала Стелла. — Они с братом Розы Липман ухаживали оба за одной девушкой, и мистер Липман победил. Ему, наверно, неудобно стало.

Стелла разглядывала Джеффри: вид неважнецкий. Несвежая рубашка, в углу рта назревает прыщик, другой вот-вот лопнет над галстучным узлом. Ему бы мать.

— Нет, уж я-то это дело не брошу, — сказала она. — Мне податься некуда, кроме Вулворта.

— Неужели тебя никогда не одолевали сомнения? — спросил он. — И ты никогда не задумывалась, не легче ли делать то, что от тебя требуется?

Она, кажется, не совсем его поняла. Не улавливала ход рассуждений. Дядя Вернон, конечно, кой-чего от нее требовал, но хотел от нее того же, чего хотела она сама.

— В себе-то я никогда не сомневаюсь. — сказала она. — Только в других.

Они вернулись на склад и попятились, потому что мальчик с листом стекла под мышкой спускался но лестнице. Ботинки были ему велики и без шнурков. В самом низу он оступился, потерял ботинок, нагнулся и перекувырнулся на мостовую, на смертельные осколки. По другую сторону улицы прохожий приподнимал шляпу, приветствуя даму, отчетливо выговаривал: „Чудный день для такого времени года“, а мальчик упал. Лежал, совершенно неподвижный, изумленно вздернув брови, и только голые пальцы подрагивали и хлестала кровь.

Стелла и Джеффри вернулись в театр без всякой краски. За десять минут до их прихода все уже всё знали. Бэбз Осборн сказала — странно, вечно Стелла тут как тут, когда происходит трагедия. Притом она вовсе не хотела обидеть Стеллу.

Фредди Рейналд уговаривал ее выбросить то, что она видела, из головы. Пойми, картины у нас в мозгу мы в состоянии контролировать. Как в этой роли Чинь-Чинь, например, — подаются световые сигналы. Пусть Стелла вот что — заместит один образ другим. Уж он-то знает, что говорит: прямо у него на глазах человек умер от разрыва сердца, разметывая навоз. Того мальчика на мостовой надо заменить белой голой комнатой, что ли, или вазой, скажем, наполненной лилиями.

— Лучше бы вы мне не говорили, — сказала она. — Я такая внушаемая. Вот теперь только и вижу комнату, наполненную конским дерьмом.

На Сент-Айвза случай произвел тяжелейшее впечатление.

— Боже, боже, — сказал он. — Ну отчего так страшна наша жизнь! — И с чувством высморкался. Под рукою не было чуткой Дотти, и, помаявшись, он отправился наверх, в гардеробную, где Пру ему приготовила чашечку чая.

Вечерняя репетиция задержалась, потому что Мередит был на деловом ланче в кабинете у Розы. Явившись, протопал по сцене, без единого слова прошел кулисами в зал.

На Стеллу пьеса производила странное впечатление. Учитывая, что предназначалась она для детей, даже удивительно, как много в ней противных персонажей, хоть бы эта Чинь-Чинь, — в общем-то, скорее злая волшебница. Бэбз Осборн роль Венди шла как корове седло: такой дылде. И хотя мистера Дарлинга и капитана Крюка всегда исполняет один актер, у Сент-Айвза между ними не получалось никакой разницы. Прыгал по детской и резвился на палубе „Веселого Роджера“. Мередит два раза ему говорил: надо подбавить свирепости, да что толку. Он чересчур хотел нравиться и был поэтому абсолютно нестрашный.