Дело диких апостолов - Михаил Карчик

А после войны Бирюк проживал в Днепропетровской области, постоянно менял места работы, сетуя, что дескать все они слишком трудные и отказываясь от возможных вариантов. В конце-концов работу ему предлагать перестали, а в шестьдесят втором году Бирюк был осужден на пять лет за то, что от ревности едва не зарубил до смерти топором свою сожительницу, трижды ударив ее по голове.

После освобождения он переехал жить к женщине, с которой познакомился по переписке еще находясь в заключении. Как она позднее показала на допросе, Бирюк сначала жил нормально. По характеру был очень вспыльчив, ревнив, хотя и замкнут. Из-за «неудач» с трудоустройством все больше озлоблялся и с конца шестидесятых годов начал писать многочисленные жалобы в различные инстанции (при обыске у него обнаружили более ста копий, причем, очевидно, сохранились далеко не все). Адресатами Бирюка были практически все центральные газеты, Политуправление Минобороны, МВД, ЦК КПСС… Переписывался он и с Главным управлением зерновых культур по общим вопросам земледелия (по вопросу об удовлетворении потребностей в чечевице), и с Минметаллургии Украины (о качестве их изделий), и с Бумагоделательным заводом… В конечном итоге на учет в психдиспансер Бирюка все же поставили. Правда, диагноз выставили странный: «сифилисофобия» (заразившись однажды этой болезнью пациент всю жизнь панически боялся ее рецидива).

Знаменитая песня Высоцкого об обитателях сумашедшего дома: «…у него приемник «Грюндик», он его ночами крутит, ловит, контра, ФРГ…» — кажется, она написана именно про Бирюка. Вечерами, да и ночами любитель жалоб по много часов просиживал перед радиоприемником, ловя «вражьи голоса» — «Радио «Свобода» и «Свободная Европа». Именно из их передач он узнал, как удачно можно бежать из СССР, захватив самолет.

К сожалению, объективной информации о немногочисленных тогда случаях попыток захвата лайнеров у нас не было. Подобные дела тщательно засекречивались. А зарубежные радиостанции умело восполняли пробелы в знаниях наших сограждан, подводя под это соответствующую подоплеку. Бирюк неоднократно возвращался в разговорах с сожительницей и немногочисленными знакомыми к прослушанным передачам, говорил, что знает из них, как надо захватить самолет. «Это очень просто, они все объяснили. Нас там примут»…

Могли ли подобные передачи повлиять на нормального человека?.. — Во всяком случае на Бирюка смогли. В апреле 1973 года он пишет письмо Л. И. Брежневу: «…мои слова принимают за пустую болтовню», поэтому решил «перейти от слов к делу». Отправив это послание, Бирюк взял с собой самодельное взрывное устройство, начиненное не менее чем двумя килограммами дымного пороха и отправился в Ленинград, где купил билет на рейс № 2420 «Аэрофлота»…

— Подожди, дедушка, — перебила расказчика Аня, — Ты говорил, что бортмеханик бросился на террориста. А что было дальше?

— Экая ты нетерпеливая, я же и подхожу к главному моменту, к концу, значит, — погладив внучку по руке сказал Николай Григорьевич. Так вот…

…«А-а-а!»,- Ли со своего места услышал страшный крик в буфете, а затем успел заметить, как Грязнов, очевидно поняв, что террорист сейчас взорвет бомбу, бросился в его сторону. Как на амбразуру дота…

Но не успел…

Взрыв разворотил обшивку лайнера. Янченко и второй пилот Владимир Кривулин из последних сил пытались выровнять теряющий управление самолет. После встречи с землей удалось выпустить аварийный парашют, но не выдержало переднее шасси и покореженный ТУ-104, застыл у посадочной полосы.

К тому времени, как к лайнеру приехали «скорая», «пожарная» и другие машины экипаж уже успел завершить эвакуацию пассажиров. Ни один из них не пострадал, если не считать отдельных синяков и душевных переживаний.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 июня 1973 года Грязнову Викентию Григорьевичу было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно). Командира экипажа наградили медалью Золотая звезда и орденом Ленина, второго пилота и штурмана — орденами Красного знамени, бортпроводниц — орденами Красной звезды…

По заключению посмертной психиатрической экспертизы Бирюк «страдал психическим заболеванием в форме параноидальной шизофрении… не мог отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими». Родственники отказались забирать его останки. Место захоронения террориста на Северном кладбище в Парголове, как следует из документов, отметили «холмиком земли и жестяной табличкой с указанием установочных данных»…

Вот, собственно, вся история, — старый чекист посмотрел на Алексея. А, кстати, почему вдруг ты фамилию эту вспомнил?

Нертов смутился, не решаясь ни соврать, ни, тем более, сказать правду. Но тут ему на помощь неожиданно пришла трель дверного звонка.

«Это, наверное, медсестра», — стремительно бросилась к двери Аня…

* * *

Вернувшись домой от гостеприимного семейства бывшего чекиста Нертов по сложившейся привычке еще раз постарался осмыслить услышанное. Но никакого отношения к террористу Бирюку муж Азартовой, конечно, иметь не мог. И то, что один из родственников Станислава, фамилию которого умудрился раскопать где-то в недрах милицейских кабинетов Иван Гущин, оказался тезкой угонщика самолета было случайностью. Впрочем, на всякий случай, Нертов решил, что попросит сыщиков постараться добыть данные на Азартова в психдиспансере.

«Только много ли это даст? — Думал юрист. — Ну, пусть даже выяснится, что сумасшедший Бирюк — родственник Стаса, пусть даже у самого его какая-то вялотекущая шизофрения — это еще не повод заказывать убийство собственной жены. А нам нужен реальный мотив. Только, если эта Азартова будет и дальше говорить полуправду, можно успеть лишь на ее похороны. Или на свои собственные»…

Нертов жестко усмехнулся про себя. «Конечно, Гущин молодец, умудрился-таки хоть частично «расколоть» эту дамочку, заставив ее для начала признать факт возможной охоты, а затем — назвать несколько фамилий».

Только, по словам Гущина, причина, по которой Азартова согласилась на помощь, казалась слишком уж надуманной, дескать «вы меня убедили, будь по-вашему».

— Понимаешь, Леша, я не верю, что нормальная и, заметь, оч-чень рациональная баба согласится платить кому-то лишь по поводу «уговорили», — горячился бывший оперативник, рассказывая Нертову о своем последнем визите к Азартовой, — у меня нюх на вранье. А она, стерва, чего-то явно не договаривает… И еще этот фингал!.. Прикинь, мужа дома нет, я проверил — он сейчас с любовницей у теплого моря. Мужиков (ну очень близко знакомых), кажется, тоже ноль. Квартира заперта. «Ой, я об ванную ударилась!» Я еще тогда вспомнил твою рассказку об армейских режиссюристах, ну, когда они в палатке сцену перелома челюсти разыгрывали. Так вот, у этой Азартовой высота ванной не более семидесяти сантиметров. А ее собственный рост — за сто семьдесят пять. С учетом маленькой комнатенки грохнуться физиономией о край этой сантехники невозможно…

Алексей тогда пожал плечами, заметив, что «в наше время возможно все», но сыщик остался при своем мнении, тем более, что клиентка всеж-таки решилась позвонить ему через некоторое время и сама предложила встретиться. Когда же Гущин третий раз пришел к ней в квартиру, то и получил заказ в довершение к задумчивому «вы меня убедили»…