Колесница белого бога - Татьяна Морозова

Дэвид остолбенел. Все вдруг в этот миг показалось ему кристально ясным.

– Так вы – жрец Хава?

Старик коснулся рукой головы Дэвида.

– Да. И ты – мой преемник.

Дэвид отпрянул.

– Я?! Не может быть!

Старик смотрел на него строго, отметая всякие сомнения.

– Ты говоришь на сигисо, языке жрецов Хава. И ты сомневаешься?

Американец почувствовал сильное головокружение…

Хашим не отходил от Сиддика ни на шаг. Врачи настоятельно советовали покинуть больницу, Адиля находилась под капельницей, и помочь ей своим мученическим сидением в коридоре профессор все равно не мог.

– Возьмите себя в руки, коллега, – Хашим проявлял участие, которое волновало Сиддика до слез. Впрочем, сейчас его нервы были до такой степени напряжены, что слезы готовы были сами катиться градом.

Услышав от медиков, что состояние жены стабилизируется, Сиддик согласился покинуть больницу. Он сел в машину ректора, и тут другая проблема тисками сжала его сердце. Сиддик тяжело задышал.

– Примите успокоительное, – Хашим порылся в бардачке и вытащил початую пачку каких-то таблеток. – Да, дружище, попали мы с вами в историю, ничего не скажешь.

Сиддик проглотил таблетку.

– Нужно срочно звонить в русское посольство… В полицию… Родителям…

– Не горячитесь. Сначала давайте дождемся повторного звонка, – ректор завел двигатель, сегодня он сам сидел за рулем против обыкновения, – шофера я отпустил. Пусть пока все останется между нами. Вы ведь еще никому не говорили об этом деле?

– Нет. Я не успел. Жена…

– Ну, ну. Все как-нибудь обойдется, дружище, вот увидите, – ректор повел машину по улицам Хартума. – Сейчас мы едем к вам домой, ведь похитители могут позвонить снова. Дорога каждая минута, Сиддик.

Профессор и сам понимал это.

– А как же полиция?

Ректор пожал плечами.

– Полиция? Конечно, Сиддик, конечно. Разумеется, мы сообщим в полицию. Но для начала я бы хотел лично услышать требования похитителей. Иначе вы ведь знаете, как все может обернуться.

Профессор откинулся на спинку кресла. Да, он знал. В случае привлечения полиции преступники могли просто прекратить выходить на связь. И это означало бы два варианта: либо от мальчишки избавились, либо перепродали его другой преступной группировке. Русский мальчик, как песчинка, мог затеряться на просторах Африки.

Хашим посмотрел на Сиддика и цокнул языком.

– Да вы совсем плохи, дружище. Не нужно так переживать. В конце концов, мальчик не один. С ним ваш водитель и Марджани. А эта девушка, поверьте, многого стоит…

Дома Сиддик кое-как объяснился с нянькой, почему ей теперь придется одной заняться детьми, их уже нужно было забирать из колледжа. Хашим лично позвонил в колледж и поручил службе охраны проконтролировать перемещение детей профессора Сиддика до дома. После этого мужчины расположились в креслах и стали ждать.

Дэвид переживал состояние, похожее на сон. Все, происходящее с ним, было слишком далеко от реальности. И тем не менее…

Когда с наступлением ночи старик ушел, археолог достал из рюкзака три тетради, исписанные отцом. Пролистав страницы, прочтенные в самолете, Дэвид окунулся в изучение дневника, охватывающего, судя по записям, первые месяцы жизни Алекса Томпсона на малийском плато Бандиагара.

«В сердце западноафриканского Сахеля, в излучину реки Нигер, меня привел проводник по имени Понла. Понла прекрасно знает эти места. Мне кажется, он вообще знает гораздо больше, чем может сказать мне. С момента нашей встречи прошла всего неделя, я чувствую, что этот улыбчивый негр проникся ко мне доверием. Чем я заслужил это, право, не знаю. Может, так Понла платит мне за то, что я вылечил жителей одной из местных деревушек и не потребовал никакой платы? Но меня обязывал мой долг врача. Когда я поселился в отеле, хозяйка пожаловалась на то, что ее деревенские родные могут умереть из-за новой болезни, я поддался уговорам и поехал. Это же Центральная Африка, пояс бесконечных эпидемий… Понла был за рулем. Так мы и познакомились…»

Дэвид быстро пробежал глазами описание мест, в которых обитают догоны. Отец подробно рассказывал, как добирался до плато, об отсутствии дорог, отелей и прочих преимуществ цивилизации. «Попасть сюда очень непросто. Если бы не Понла, думаю, я никогда не увидел бы ни эти мутные воды Нигера, широкой дугой огибающие буроватые обрывы песчаников, ни само иссохшее плато Бандиагара, ни эту странную девушку. Я называю ее Лилит…»

В этом месте дневника сердце Дэвида учащенно забилось. Он помнил лишь материнские руки и ее голос, на своем языке она говорила только шепотом, растягивая фразы, будто стихотворные строки… Больше ничего.

Он прочел несколько страниц, посвященных описанию встречи матери и отца. На тот момент, конечно же, Алекс и не подозревал, что свяжет его с юной африканкой. «У нее – типичные симптомы “сонной” болезни, эта болезнь чрезвычайно распространена среди беднейшего населения Африки. Сознание путается, координация нарушена. Чувствительность слабая. Еще немного, и она умерла бы. Господи, какое счастье, что при мне есть сурамин!»

Алекс рассказал, что после первой же инъекции девушке стало лучше и жрец, ее отец, уговорил врача оставаться в деревне догонов столько, сколько нужно для полного излечения. Алекс остался с удовольствием. Ведь это давало уникальный шанс на этнографические исследования в условиях, о которых ученый может только мечтать. А загадок тут было предостаточно. Ритуалы догонов содержали в себе много ценнейшей информации, в этом Алекс был уверен с той минуты, когда Понла привел его в пещеру с древними рисунками. Таинственные рисунки Алекс тщательно зарисовал в своей тетради, они не давали ему покоя…

«Племя за свою историю переселялось из одного района Африки в другой, всегда смешиваясь с другими племенами. При этом самобытная культура догонов оставляла в мифах других племен отголоски своих знаний. Народность, которую сейчас называют “догоны”, говорит на четырех диалектах, в основном это язык “догосо”. Ритуальный язык “сигисо” – архаичный, он понятен теперь лишь посвященным. “Сигисо” – язык предков, пришельцев с Сириуса, “бледной лисы”, как говорят догоны. Он известен лишь колдунам, жрецам олубару. Если не ошибаюсь, девушка, которую я лечу, говорит именно на этом языке. Мне удается записывать кое-какие слова, которые она произносит в беспамятстве. Лихорадка все еще напоминает о себе. Временами Лилит произносит одни и те же фразы десятки раз. Будто читает заклинание. Может, это и так? Может, она пытается отогнать злых духов, которые заставляют ее страдать?»

«Мне кажется, здешние жители теперь считают колдуном и меня. Однажды я вышел в деревню, и всех их смело на моем пути, словно ветром. Понла объяснил мне потом, что я для догонов стал что-то вроде священной коровы. Меня нельзя ни в чем ущемлять, но и прикасаться ко мне нельзя. Впрочем, мне вполне хватает общества Лилит… Порой мне кажется, что все это происходит не со мной… На эту территорию на окраине деревни запрещен вход обычным членам племени. Это – сакральная часть… Здесь лишь три глиняных дома. В одном – Лилит. В другом – я. В третьем доме я не был. А в центре – изваяние, в котором угадывается женская фигура. Трехметровая каменная скульптура стоит в круге, очерченном камнями. Должно быть, это их языческая богиня…»