Голландия и голландцы. О чем молчат путеводители - Сергей Штерн

Сквозь полупрозрачную пленку видны зелень и тысячи неярко горящих ламп — так и представляется их тихий загадочный гул. Людей не видно, но совершенно понятно, почему крошечная Голландия стала главным поставщиком овощей в Европе. Они экспортируют все что угодно — клубнику, томаты, огурцы, редиску, салат, спаржу, яблоки, груши, — и все это в каких-то не поддающихся осмыслению количествах. Все это, правда, довольно невкусно. Впрочем, тут мне показалось, что голландцы хитрят, — помидоры, купленные нами в самом обычном супермаркете, оказались вполне приличными (до саратовских, конечно, далеко). Себе они, жулики, оставляют что получше.

Так что, если бы не дамбы, весь запад Голландии представлял бы собой несколько небольших островов, разделенных морем.

И вот в пятидесятые годы, после наводнения 1953 года, унесшего несколько тысяч жизней, был принят гигантский и дерзкий план, так называемый «Дельта-проект», — построить систему дамб и каналов, надежно защищающую страну от подобных катастроф.

Объем работ просто невозможно себе представить. Все эти острова, о которых выше шла речь, соединили между собой гигантскими земляными валами — по одному из них мы сейчас и ехали. Эти дамбы, выстроенные, так сказать, эшелонами, расходятся концентрическими скобками, как солнечные лучи на картинах Ван Гога, от Амстердама на северо-запад и от Роттердама на юго-запад. Помимо этого, существует еще сложнейшая система вспомогательных дамб и каналов, позволяющих сохранить естественные заходы в гавани морских портов. Сколько потребовалось на это труда, инженерных расчетов и денег — трудно себе представить. Мало этого, пришлось построить специальные шлюзы — вода в отгороженных участках моря довольно быстро становилась пресной, и устрицы на гигантских устричных фермах гибли. С помощью шлюзов обеспечили постоянный приток свежей соленой воды из Северного моря — теперь устрицы, кажется, благоденствуют.

Правда, кое на чем удалось и сэкономить. Например, крупнейший в Европе, если не в мире, аэропорт «Схипол» под Амстердамом строить вообще не пришлось — это типичный полдер, образовавшийся в результате грандиозных ирригационных работ, огромная, идеально плоская территория. Ну, наверное, асфальт кое-где положили. Башню построили, дома кой-какие. А так — почти бесплатно.

Глядя на все эти циклопические, не поддающиеся осмыслению сооружения, я все время думал о том, как же так, в результате каких исторических катаклизмов выкристаллизовался, пользуясь выражением Стендаля, этот народ, который называют за его неправдоподобное трудолюбие японцами Европы. Неужели это те самые люди, которые сидят сейчас в кафе и ресторанчиках и поглощают невероятное количество еды и пива? Те самые, что тряслись с пустыми глазами на площади в Гауде? Ведь для того, чтобы построить то, что они построили еще до изобретения паровой машины, нужно было, чтобы вся нация без исключения вышла с лопатами и тачками — как у нас на великих стройках коммунизма, за тем лишь исключением, что на стройках коммунизма работали подневольные зэки. И ведь в семнадцатом-восемнадцатом веках Голландия была поистине великой державой, царицей моря — что ей стоило прихватить землю получше, скажем в соседней раздробленной Германии?

Ответ на этот вопрос таится в глубине времен и учебников истории Древнего мира и Средних веков, смутно вспоминаются какие-то названия: франки и саксы, кельты и фризы, какие-то там Меровинги и Каролинги, Пипин, кажется, Короткий и тому подобная чушь… История голландских колоний — история присоединения территорий исключительно мирным путем, усилиями двух торговых компаний…

Это и в самом деле очень любопытная история. В семнадцатом веке Голландия была едва ли не самой крупной империей мира. Гвиана, Малайзия, Индонезия, Цейлон, Тайвань, фактории в Индии… Интересно, что все эти экспедиции организовывали две компании — Ост-Индская и Вест-Индская. Они же управлялись и с колонизацией новых земель, фактически не прибегая к помощи государства. Но в задачу автора не входит подробный рассказ о колониальной политике Голландии за много веков. Важно, что к середине девятнадцатого века все эта империя постепенно развалилась — старомодные голландцы не могли противостоять более напористым и более бессовестным (или как лучше сказать — менее совестливым?) англичанам и французам. И читатель вполне может составить себе представление, как это происходило, когда узнает историю превращения голландского поселка Новый Амстердам в город Нью-Йорк.

Итак, голландская Ост-Индская компания решила поискать проход в Китай в обход Новой Земли. Для этого был нанят известный английский мореплаватель Генри Гудзон (вообще-то его фамилия произносится Хадсон, Hudson, но по русской традиции оставим ему фамилию Гудзон), и в марте 1609 года он на фрегате «Полумесяц» отправился в путь.

Путешествие было довольно спокойным, если не считать пары мелких бунтов, вызванных тем, что Гудзон не желал брать рифы при слабом ветре — неторопливые голландские моряки посчитали это вызовом погоде или по крайней мере предвестником ее ухудшения. Еще одним поводом для недовольства стал запрет Гудзона карабкаться на мачты с трубкой в зубах — такое покушение на извечную голландскую традицию не могло не возмутить консервативный экипаж.

4 сентября «Полумесяц» вошел наконец в роскошную бухту, где сегодня стоит город Нью-Йорк. Вот как описывает это событие Вашингтон Ирвинг в своей книге «История Нью-Йорка».

«Остров Маннахата (нынешний Манхэттен — С. Ш.) широко расстилался перед ними как сладостное фантастическое видение или прекрасное создание искусного чародея. Его нежно-зеленые холмы мягко возвышались один над другим, увенчанные могучими, пышно разросшимися деревьями. У некоторых из них сужающаяся кверху крона была обращена к восхитительно прозрачным облакам; другие, отягощенные зеленым бременем вьющихся растений, пригибали свои ветви к земле, покрытой цветами. Пологие склоны холмов в буйном изобилии поросли дереном, сумахом и диким шиповником, алые ягоды и белые цветы которого ярко сверкали среди темной зелени окружающей листвы; тут и там клубы дыма, поднимаясь над маленькими долинами, открывавшимися в сторону моря, казалось, обещали усталым путешественникам ласковый прием… Когда они стояли, с восторженным вниманием вглядываясь в представшее их взору зрелище, из одной долины появился краснокожий мужчина; над его головой развевались перья. В молчаливом изумлении он некоторое время созерцал прекрасный корабль, державшийся на воде, как стройный лебедь, плывущий по серебряному озеру, затем испустил военный клич и, подобно дикому оленю, стремительно бросился в лес, к крайнему удивлению флегматичных голландцев, которые за всю свою жизнь ни разу не слышали такого крика и не видели таких прыжков».

Автор в восхищении задерживается на этом описании, чтобы обратить внимание читателей: вот как умели описывать природу в начале девятнадцатого века! Я даже рекомендовал бы прочитать этот отрывок вслух — в конце концов, мы стали понемногу забывать, что в книге важно не только то, что в ней описано, но и как!

Но я привел этот отрывок не только из эстетических соображений: мягкие линии холмов должны были произвести на привыкших к унылым, плоским, то и дело затопляемым морем ландшафтам голландцев неизгладимое впечатление! И наверное, на борту у них обязательно находился ботаник — иначе как объяснить мгновенную идентификацию столь экзотических деревьев, как дерен и сумах?