Ритуал тьмы - Кристоф Хардебуш

Жандармерия находилась на рыночной площади, но, в отличие от возвышавшихся вокруг роскошных домов часовщиков, банкиров и торговцев, здание выглядело очень скромно. Людовико удивился, обнаружив здесь всего лишь одного жандарма. В таком городе как Женева граф ожидал большего, но, видимо, почтенные кальвинисты в этом кантоне не были склонны к нарушению закона. «Или же они делают это очень благопристойно».

Дежурный оказался низеньким худым человечком, ростом не выше четырнадцатилетнего мальчишки. Дождавшись, когда граф устроится за столом, жандарм наконец-то осмелился занять свое место. Папки с документами, карандаши, чернильницы — все было расставлено на столе в идеальном порядке.

— Чем я могу вам помочь, ваше высокоблагородие?

— Я пришел спросить вас о вчерашнем происшествии. Я имею к виду утопленника.

— Да, ужасная история, — лицо жандарма выражало крайнюю озабоченность. — Что бы вам хотелось узнать, господин граф?

— Во-первых, меня интересует, установили ли вы личность погибшего.

— По одежде и кое-каким отметинам на теле его смогла опознать его вдова. Речь идет о Жане Бонне, крестьянине, который жил на хуторе неподалеку отсюда. Он разводил кур. Супруга Бонне еще вчера начала беспокоиться. Услышав об утопленнике, она приехала в город и обнаружила, что ее опасения оказались небеспочвенными.

— Крестьянин, значит? — Людовико задумчиво потер подбородок. — А вы уже выяснили, что привело этого славного гражданина к столь печальной участи?

Жандарм нахмурился еще сильнее, насколько это вообще было возможно.

— Ваше высокоблагородие, я невероятно польщен вашим интересом к этому делу, и все же… и я надеюсь, вы простите мне мое любопытство… но почему вы решили задавать эти вопросы?

Людовико улыбнулся. Какой усердный жандарм… Ну, ладно. Может быть, сунуть ему пару купюр? Хотя нет, если он действительно такой бравый, это может его обидеть.

— Я действую по поручению Совета и надеюсь на ваше сотрудничество в этом вопросе, — подавшись вперед, заговорщицки сказал граф.

Глаза дежурного расширились, хотя Карнштайн не уточнил, что это за Совет и о каком поручении идет речь. Впрочем, на это у графа были веские основания: и Совет, и поручение он только что выдумал. Тем не менее его собеседник с энтузиазмом закивал.

— Сперва мы полагали, что произошел несчастный случай, что этот человек упал в озеро, возможно, в состоянии алкогольного опьянения, а значит, сам накликал беду. Но затем доктор Одьер осмотрел тело и заявил, что Бонне умер не своей смертью. Он умирал медленно и мучительно. Не буду посвящать вас в подробности медицинского отчета, ваше высокоблагородие, скажу лишь, что этого человека сперва пытали, а затем утопили.

Людовико плотно сжал губы. Значит, Валентина была права и крестьянина действительно убили. Разумеется, это еще не означало, что враги уже идут по его следу, но очень уж характерными были методы убийц, об этом нельзя было забывать. С другой стороны… крестьянин?

Жандарм достал из кармана униформы носовой платок и обстоятельно промокнул лоб.

— Очень неприятная история, господин граф. Уже пошли слухи о том, что за всем этим стоит дьявол. Говорят, что в горах неподалеку от города бесчинствует стая волков и эти твари являются предвестниками Князя Тьмы.

— Самого Сатаны, да? На него всегда возлагают вину, если никого другого найти не могут, не так ли? — пробормотал Карнштайн. Его не интересовали местные суеверия.

— Как бы то ни было, пару дней назад на хутор Бонне якобы напал волк, — дежурный предпочел не обращать внимания на фразу графа. — И теперь люди, сталкиваясь с волками, боятся, что их ждет та же участь, что и Бонне.

«Волк на хуторе. Может быть, все эти сплетни не так уж и безынтересны?» По крайней мере, именно это и могло привести к смерти крестьянина.

Людовико встал, и жандарм чуть не опрокинул свой стул, с таким рвением он последовал примеру графа.

— Сообщите мне, где находится хутор этого Бонне, — попросил Карнштайн. — Можете не сомневаться в том, что я упомяну о ваших стараниях на благо города.

— Вы очень добры, ваше высокоблагородие, — печальное лицо дежурного немного просветлело. — Я опишу вашему кучеру дорогу до хутора.

Неподалеку от Колони, 1816 год

Дождь плотной пеленой повис в воздухе. Он скрывал запахи ночи, размывал их, придавая им собственный аромат. Но не все запахи исчезли в потоках воды. Кое-где они оказались сильнее дождя, и это были пряные запахи, пьянящие запахи, и он следовал им.

Они встретились на лужайке, где трава поникла от дождя. Двое — это еще не стая, но так лучше, чем одному. Волки принялись носиться туда-сюда, игриво прыгая друг на друга, покусывая за лапы и повизгивая. Они гонялись наперегонки по траве, а потом, словно повинуясь какому-то сигналу, замерли на месте. Второй волк лизнул его в нос. Он не возражал.

Дождь перешел в мелкую морось и наконец закончился, давая природе отдохнуть. По земле бежали ручейки, с листьев падали мелкие капли, из-за облаков выглянула луна, заливая все вокруг серебристым светом.

Они понеслись вверх по холму, оставив лужайку позади, протиснулись сквозь живую изгородь и стали отдаляться от поселений людей с их огнями и запахами.

Но от человеческого запаха им избавиться не удалось. Это заметил и второй волк. Теперь они были не одни.

За ними по холму карабкались какие-то люди. Их было двое, и, хотя они старались передвигаться как можно тише, их шаги грохотом разносились в ночи, а еще с их губ срывались какие-то звуки, от которых волки навострили уши. Эти люди пахли кожаной одеждой и краской, потом и маслом, а еще от них исходил резкий запах пороха.

Волки сменили направление, помчались вниз по склону, но люди не отступали. Это не было случайностью, и волки занервничали, учуяв металл.

Другой волк побежал быстрее, перейдя с рыси на галоп. Они летели сквозь ночь, тело как струна, нос опущен, клыки обнажены. Когда они бежали вот так, наперегонки с ветром, никто не мог их догнать, две тени, скользящие над миром в темноте.

Вскоре люди остались позади, но волки продолжали свой бег — просто потому, что могли. Остановившись, они жадно втянули воздух, и второй волк заскулил. Он потерся о своего собрата головой, чтобы успокоить его.

В то же время он понимал, что этой ночью их преследовали не какие-то обычные люди. В нем вспыхнуло то же чувство, что и во втором волке.

Тревога.

Двое — еще не стая.

Сешерон, 1816 год

— Возникли кое-какие сложности.

Жиану это не удивило. Во время операций редко когда все проходило без сучка без задоринки. Не поднимая глаз от письма, которым она сейчас занималась, женщина махнула рукой, приказывая брату Иордану продолжать.