Игры с волками - Олеся Рияко

Не слишком вежливо осведомился он.

Илана игриво хихикнула, увлекая за собой Мару обратно к кухонному островку.

— Только по праздникам. А сегодня как раз именно такой день!

***

Ладно, пожалуй, происходящее вокруг было уже слишком странным, даже… для всего, что казалось слишком странным раньше!

Девушки усадили меня между собой, и это было буквально худшее место из всех, ведь я чувствовала себя, словно голой на цирковой арене.

Илана без умолку болтала о том, каким чудесным в этом году получился бал Золотой Луны, чем бы он в итоге не был. Я, понятное дело, и так была на иголках, но в довесок к тому, навязчивая «сестренка» словно невзначай, взялась перебирать мои волосы, в то время, как ее неадекватно «вежливая» племянница неподвижно сидела рядом, почти не дыша. Будто я не чувствовала на себе ее прожигающий взгляд, когда эта припадочная думала, что я на нее не смотрю.

Зловский же делал вид, что ничего необычного не происходит — вежливо слушал болтовню Иланы, убирая стол после готовки, и расставляя чистую посуду по местам. Время от времени он бросал на меня странные задумчивые взгляды, от которых дрожь пробирала до самых костей. Словно этот негодяй пытался понять, заподозрила ли я что-то или нет… а может и уже понял, что я все знаю про его мерзкие дела и жуткие наклонности!

А я ела. Просто сидела посреди этого бедлама и вкушала невероятно вкусный ризотто с белыми грибами, чувствуя, что хочу домой под одеяло. Закрыться, спрятаться ото всех и забыть эту безумно странную компанию, от которой просто невозможно было добиться хоть одного внятного ответа на то, что же за безумие вокруг творится?!

Ведь это точно была какая-то авторитарная секта… ей богу, секта! И я попала на крючок прямо к ее лидеру, в самый, чтоб его, эпицентр безумства и…

Мир качнулся перед глазами — на мгновение тело словно перестало слушаться, как бывает, когда «оступаешься» во сне.

— Алена? — Перед глазами тут же появилось взволнованное лицо главного сероглазого сектанта. — С тобой все в порядке?

— Ой, что-то мне…. — Паника ударила в барабанные перепонки громкими ударами сердца и меня бросило в холодный пот.

Жмурясь от давления на глаза, я поднесла к ним руку, чувствуя, как взгляд мало-помалу заволакивает темнота. Желудок моментально скрутило холодом, заставив почувствовать острый приступ тошноты и, безотчетно наклонившись вперед, я едва не сверзилась с высокого стула.

Горячие руки подхватили меня, не дав упасть, и бережно откинули безвольную голову назад, аккуратно убрав пряди рассыпавшиеся по лицу. Чувствуя, как силы покидают мои мышцы, словно утекая в темную неизвестность, я открыла тяжелые веки, поймав на себе жесткий пронзительный взгляд.

— Что… вы мне дали? — Произнесла я одними губами.

На горизонте сознания вспыхнул и тут же погас образ Иланы прикусившей губу от волнения.

— Ничего такого, что не пойдет тебе на пользу, дорогая.

— Для начала, — свирепея прогремел надо мной низкий голос Зловского, — ты должна была….

Но держаться за нить сознания, шелковую, тонкую, у меня больше совершенно не было сил, и я почувствовала, как растворяюсь и утекаю во тьму, окружившую меня. И только горячие руки на талии и затылке еще какое-то время держали меня на границе между сном и явью, пока та не поглотила все мысли и чувства окончательно.

17

Мне казалось, что я плыву по бесконечной темной реке с целой тысячей течений. Было тепло, потом холодно, и еще холоднее… мысли метались, время от времени выныривая из беспамятства, как из черной воды, и я будто бы открывала глаза, видя лица не в фокусе, чувствуя на себе руки.

Я слышала, как нежный голос тихо пел мне колыбельную. В один миг показалось, что это была моя мама — и то словно вернуло меня в детство…

Вот я, еще совсем кроха, плещусь в теплой воде, а она улыбается и поет, гладя меня по голове. Все это успокаивает ровно до тех пор, пока я не понимаю, что не знаю слов той мелодичной песни и что лицо передо мной — вовсе не мамино. Ведь у моей родной и единственной была молочно-белая кожа и теплые карие глаза, а мне, сквозь пелену дремы, улыбается смуглая зеленоглазая девушка.

— Мара… — шепчу я, чувствуя, насколько неповоротлив язык и как сильно пересохло во рту.

Я хочу попросить перестать меня трогать, перестать снимать с меня одежду… не делать со мной ничего из того, что она задумала! Но Мара лишь улыбается и ее улыбка последнее, что я вижу, прежде чем снова провалиться в темное беспамятство.

И вновь холод возвращает моим мыслям свободу — вокруг уже не так светло, как прежде и теплое течение темных вод из моего тревожного полусна не перемежуется с холодным. Что было правдой, а что ложью? Не знаю, но отчетливо ощущаю, как колкие мурашки моментально покрывают голые руки и ноги. Хочу обнять себя, сжаться, но все еще не могу пошевелиться.

Терпкий запах сырой листвы ударяет в нос — теперь еще одно чувство вернулось ко мне. Я жмурюсь, ощущая, как телу возвращается чувствительность, как я вновь обретаю над ним контроль.

Пространство перед глазами все еще плывет… Я слышу свой собственный сдавленный стон, вместе с ним мир вокруг наполняют и другие звуки — шумные вдохи ветра в разлапистых кронах, стрекот сверчков…

Наконец я смогла нормально открыть глаза и увидеть бесконечно глубокое темное небо над своей головой, и кроны высоких деревьев, обступивших меня со всех сторон. Понимая, что лежу на влажной лесной подстилке из прошлогодних листьев, в одном лишь тонком хлопковом платье, я замираю уже не от холода, а от ужаса…

Что это было? Что они сделали со мной… и, самое главное, почему после всего я еще жива?!

Когда сознание окончательно избавилось от остатков подсыпанного мне в еду беспамятства, волна адреналина охватила тело, заставив меня быстрее прийти в себя. Еще немного времени — и вот я уже стою, прислонившись к дереву и тяжело дышу, ощущая и будто бы слыша, как громко ухает в груди сердце.

Вокруг ни души, ни намека на жизнь и привычный мне мир. Вдали от этой маленькой поляны, под сенью пушистых крон, сумрак превращался в непроницаемую тьму — я стояла на границе с ним, в светлых сумерках, созданных огромной полной луной, глядящей на меня сверху вниз своим печальным ликом. Я боялась шелохнуться, боялась услышать, что на самом деле здесь не одна…

Страх темноты и одиночества