Длань Господня - Борис Вячеславович Конофальский

не садиться много дней, так горячка от раны может быть. И буду я к вам, как только смогу по делам и здоровью. Уповаю на Бога и на вас, как на заступника.

Вассал ваш, Иероним Фолькоф, кавалер. Милостью Бога и вашей милостью господин Эшбахта».

Он поднял глаза на гонца:

— Ты ли мне в прошлый раз письмо доставлял от герцога?

— Я, господин, — отвечал гонец.

Волков достал талер и показал её гонцу:

— Значит, знаешь, что с этим делать?

— Прогулять его в Малене, гулять два дня, — улыбался посланник.

— Молодец, — Волков кинул ему монету. — Вези письмо не спеша.

Хотя вряд ли такая задержка могла его спасти, но он готов был цепляться за любую возможность отсрочить следующее от герцога письмо, а тем более людей от него.

Гонец ушёл, а кавалер остался в думах нелёгких сидеть, брат Ипполит стал его рану смотреть, а он даже не морщился, когда лекарь рану давил и мял. Не до раны ему сейчас было. Он бы на две таких согласился, лишь бы герцог про него забыл хотя бы на год.

Глава 13

Он совсем позабыл про него за всеми этими делами и заботами, не появись мальчик, так неизвестно когда бы вспомнил. А Бруно Дейснер приехал и был, кажется, горд собой. Михель Цеберинг вперёд не лез, стоял чуть поодаль, хоть и был старшим в деле. Дал мальчику похвалиться перед дядей. Бруно подошёл к столу и выложил перед кавалером два талера, чуть подождав, чтобы тот всё понял, стал выкладывать перед ним ещё монеты. Выложил шестьдесят семь крейцеров. И замер, ожидая похвалы.

— Ну, что это, объясни, — произнёс кавалера, глядя на серебро.

— Вы дали мне два талера, господин…

— Не называй меня господин, — прервал его Волков, — ты сын моей сестры, ты моя семья, зови меня дядей или кавалером.

— Да, дядя, — сказал юноша, — это два талера, что вы мне дали перед тем, как отправили с Михелем.

— Да, помню.

— А эти крейцеры — это прибыток, дядя.

— Это неплохой прибыток. На чём ты его заработал?

— Сначала мы взяли кирпичи, отвезли их на ту сторону реки, во Фринланд. Там удачно продали, и двух дней ждать не пришлось, могли бы сразу за новыми поехать, но встретили одного купца из Эвельрата, он сказал нам, что едет в Рюммикон за брусом и доской, и что если мы сделаем заказ и подождём три дня, то он нам сделает хорошую скидку. Мы подождали, он вернулся и привёз нам разного леса. Мы тут же погрузили его и привезли сюда, архитектор ваш, его купил у нас сразу и сказал, что купит ещё вдесятеро больше, говорит на новую церковь пойдёт.

Волков во время рассказа поглядывал на молодого, пронырливого солдата Михаэля Цеберинга, который вдруг из солдат пошёл в торговцы кирпичом. Он слушал рассказ племянника господина и кивал, соглашаясь.

— Это хорошо, — выслушав рассказ, похвалил племянника Волков, — ты молодец. А ты знаешь, что я переезжаю в новый дом? Тебе нужно посмотреть себе там место.

— Господин… То есть кавалер, — заговорил мальчик, — мне некогда тут обживаться, думаем мы сегодня же ехать в Мален.

— В Мален? Зачем же?

— Нужно поговорить с промышленниками и строителями, надобно цены вызнать. У нас с Михелем есть задумки.

— Это хорошо, — говорил Волков и сам действительно был рад.

— Дядя, мы хотели просить у вас телегу с конём, за те, что мы брали в прошлый раз для перевозки кирпича, мы с Ёганом расплатились. А сейчас спросили, а Ёган сказал, чтобы у вас спросили.

— Берите. — Сказал кавалер. — И когда вы собираетесь ехать?

— Сейчас, дядя. Михель говорит, что талеры никого ждать не будут.

— Это верно, — произнёс Волков, этот мальчишка ему нравился всё больше, — талеры высокомерны и заносчивы, они никого ждать не будут, за ними нужно побегать, их нужно хватать быстро, но перед дорогой вы хотя бы поешьте. Мария, покорми этих уважаемых купцов.

Племянник с товарищем поели и уехали, торопились, чтобы до ночи быть в Малене. А Волков неспеша пошёл по своей деревне и глядел, как она приходит в себя после двухдневного праздника урожая. С ним пошли Максимилиан и Увалень, он бы ещё и Сыча хотел увидеть, но тот пропал ещё позавчера, как только в город въехал обоз с пивом и съестным. Больше не появлялся. Мужиков видно не было, наверное, Ёган угнал их на барщину. Солдат тоже: кто кирпич жёг, кто ещё чем занимался. Бабы местные, да и молодые солдатки уже начинали мести дворы, ковыряться в огородах, если ещё что было в них не убрано пред осенью, кто занимался кровником своим, кто свинарником. Когда видели через заборы господина — кланялись, спасибо говорили за фестиваль. Волков отвечал кивком, поглядывая на привычную деревенскую жизнь, дошёл до нового своего дома, а там суета. Дворовые и строители ходят туда-сюда, что-то делают, носят, моют, кричат, чего-то просят. Короче, приводят дом господский в порядок. Последние дела доделывают и уже даже скарб раскладывают принесённый. Суетятся, стараются.

А Волков вдруг засмеялся, только смех не веселый это был. Про весёлый смех он позабыл давно.

— Отчего смешно вам, кавалер? — Спросил Александра Гроссшвюлле, поглядывая на него, ему, кажется, тоже хотелось посмеяться.

Волков потряс только головой в ответ, мол, ничего. Не станет же он говорить Увальню, что думает он о том, что суета эта может быть совсем пустой. Через месяц, через два или даже через три явятся сюда полтысячи горцев. И придётся им всем бежать либо в Мален, либо за реку во Фринланд. А дом этот красивый, да и старый тоже, эти псы горные пожгут к чертям собачьим. И всё вокруг пожгут, с них, собак, станется. Уж не упустят они своего. Вот и смеялся он над глупой суетой своих холопов и людей архитектора.

Вся работа их пустая, архитекторов люди хоть деньгу получат, а его дураки напрасно стараются. А ещё над собой, ведь он всей этой красоты лишится, да и денег тоже. Нет, он, конечно, сделает всё, чтобы этого не вышло, но если горцев будет пол-тысячи, то что он сможет сделать? Только бежать. Только бежать.

А тут Сыч ещё появился, грязный, небритый, шапка, некогда красивая, — сейчас дурацкая тряпка на башке. А ещё воняет.

— Чего смеётесь, экселенц? — Спросил он у господина.

— Ты где был два дня? — Спросил у него господин.

— Да тут я был. В деревне. С народом веселился. Всё видел, всё слышал. Во всём учувствовал.

— В чём ты учувствовал?

— В веселье,