Путешествие с Чарли в поисках Америки - Джон Эрнст Стейнбек

– На каких условиях они продаются?

– В рассрочку, как машины. Все равно что за квартиру платить.

И тут я понял стимул, властвующий чуть ли не во всех областях жизни в нашей стране. Модели этих передвижных домов ежегодно совершенствуются. Если дела у вас идут хорошо, вы обмениваете свой дом на новую модель, точно так же как поступают с автомобилями те, кому такая практика по средствам. Это придает вам весу в обществе. Цена, по которой принимают старые передвижные дома, выше той, что установлена для легковых машин, так как они пользуются большим спросом. И дорогую когда-то модель через несколько лет может купить семья с меньшим достатком. Такое жилище не требует частого ремонта, не требует покраски, потому что корпус у него большей частью алюминиевый. Кроме того, оно не подвержено колебаниям цен.

– А как дела со школами?

Школьный автобус сажает детей у самого парка и потом привозит обратно. Глава семьи ездит на работу на легковой машине, а вечером она везет все семейство в кино, и не вылезая из нее они смотрят фильмы под открытым небом. Жизнь здесь, на свежем воздухе, полезна для здоровья. Платежи, правда, немалые и обрастают процентами, но они не выше тех, что приходилось вносить за городскую квартиру, которую домохозяин и топить скупится, если с ним не повоюешь. А где еще вы найдете такое удобное помещение на первом этаже и чтобы стоянка для машины была у самого входа? Где еще ребятам можно завести собаку? Действительно, собаки были чуть ли не в каждом мобиле, к величайшему восторгу Чарли. Я дважды получал приглашения к обеду в такие дома и несколько раз смотрел в них футбол по телевизору. Управляющий одного парка говорил мне, что при подыскании и покупке места для стоянок едва ли не первейшая забота — это хорошие условия приема телевизионных передач. Поскольку мне не требовалось никаких удобств — ни канализации, ни водопровода, ни электричества — за ночь с меня брали всего один доллар.

Этот кочевой люд вовсе не стремится к постоянству — вот что больше всего бросалось в глаза в таких парках. Мобили покупают не для потомства, а лишь на то время, пока не выпустят сходную по цене новую модель. Парки — отнюдь не единственное пристанище для таких домов. Сотни их располагаются около ферм, а почему — это мне тоже растолковали. Было время, когда по случаю женитьбы сына, появления в семье невестки, а потом и внуков к дому добавляли крыло или хотя бы небольшую пристройку. Теперь же чаще всего это заменяет мобиль. Фермер, у которого я покупал яйца и бекон домашнего копчения, поведал мне, в чем тут преимущество. Обе семьи живут обособленно, о чем раньше и думать не приходилось. Стариков не раздражает плач младенцев. Проблема свекрови теряет свою остроту, потому что невестка живет отдельно, чего прежде никогда не бывало, и у нее есть свое собственное жилье — место, где можно строить новую семью. Если молодые уезжают — а ведь чуть ли не все американцы то и дело ездят с места на место или мечтают уехать, — после них в родительском доме не остается пустующих и следовательно никому не нужных комнат. Отцам и детям стало легче ладить между собой. Сын приходит к родителям как гость, а родители — гости у него в доме.

Среди владельцев мобилей попадаются и одиночки, и с ними я тоже разговаривал. Проезжая по шоссе, видишь где-нибудь высоко на пригорке передвижной дом, поставленный с таким расчетом, чтобы из его окон открывался широкий вид. Другие прячутся под деревьями на берегу реки или озера. Одиночки берут в аренду крохотные участки. Им нужно только место, где поставить свое жилище, и право прохода к нему. На таких участках иногда видишь вырытый колодец, выгребную яму и маленький садик, но воду большей частью завозят сюда в баках из-под технического масла вместимостью в пятьдесят галлонов. Кое-кто из одиночек, проявляя немалую изобретательность, поднимает цистерну с водой выше уровня, на котором стоит дом, и подводит к нему пластмассовую трубку, чтобы вода шла сверху самотеком.

Одна из тех трапез, которые я разделял с хозяевами мобилей, была приготовлена в ослепительно чистой кухне, выложенной сверху донизу пластикатовой плиткой, с раковинами из нержавеющей стали, с плитой и духовкой, вмонтированными заподлицо со стеной. Горючим служил бутан или какой-нибудь другой газ в баллонах, которые продаются повсюду. Мы обедали в нише с панелями под красное дерево. Не припомню другого такого вкусного и уютного обеда. Моим вкладом была бутылка виски, и, пообедав, мы уселись в удобные глубокие кресла с сиденьями из пенопласта. Мои хозяева были очень довольны тем, как им удалось устроиться здесь, у них и в мыслях не было возвращаться к прежнему образу жизни. Глава семьи служил механиком в гараже мили за четыре от дома и хорошо зарабатывал. Двое детей каждое утро выходили на шоссе, где их забирал желтый школьный автобус.

Потягивая после обеда виски с содовой, прислушиваясь к плеску воды в электрической мойке на кухне, я поднял вопрос, который последнее время не выходил у меня из головы. Люди эти были хорошие, неглупые, вдумчивые. Я сказал:

– Мы с малолетства уходим корнями в ту или иную почву, в ту или иную среду. Корни — это чуть ли не самое дорогое для человека.

Как они относятся к тому, что их дети растут без корней? Хорошо это или плохо? Не придется ли им когда-нибудь пожалеть об этом?

Ответил мне глава семьи — красивый блондин с темными глазами.

– У многих ли сейчас есть то, о чем вы говорите? Какие могут быть корни, когда живешь в квартире на двенадцатом этаже? Какие могут быть корни в районах новых застроек, где сотни и тысячи почти одинаковых маленьких домиков? Мой отец приехал из Италии, — говорил он. — Вырос в Тоскане, в том самом доме, где его предки жили, может, тысячу лет. Вот вам корни — ни водопровода, ни канализации, а топливо — древесный уголь или виноградный сушняк. Комнат в доме было всего две — кухня и спальня, и валялись они там вповалку — дед, отец и все ребятишки. Негде ни почитать, ни побыть одному, и так всю жизнь. Что же, это лучше, по-вашему? Дать бы моему старику возможность выбора — порубил бы он свои корни и стал бы жить, как мы живем. — Он повел обеими руками, показывая свою уютную комнату. — По правде говоря, отец так и сделал: корни обрубил и уехал в Америку. А в Америке поселился в Нью-Йорке — однокомнатная квартира, ни лифта, ни центрального отопления, ни горячей воды. Там я и родился и провел детство на улице, а потом отец нашел работу на виноградниках в северной части штата Нью-Йорк. Он ведь у меня был виноградарь, кроме того, пожалуй, ничего и не умел толком. А возьмите мою жену. Она ирландка. У ее родни тоже были корни.

– В торфяном болоте, — сказала его жена. — А ели одну картошку.

Она с нежностью посмотрела в открытую дверь на свою красивую кухню.

– А вам не хочется чего-то более постоянного в жизни?

– У кого оно есть, это постоянное? Фабрика закрылась — двинулся дальше. Времена стали получше, где-то можно устроиться — туда и подался. А с корнями сиди сиднем и лязгай зубами от голода. Про первых пионеров что написано в книжках по истории? Эти мохом не обрастали. Поднял целину, участок продал — и в путь-дорогу. Я читал про Линкольна, как его родичи приехали в Иллинойс на плоту. Несколько бочонков самогонного виски — вот и весь их капитал. А много ли в Америке ребят, которые остаются жить в родных местах? Как подрастут, так и уезжают при первой же возможности.