Волшебная сказка Нью-Йорка - Джеймс Патрик Данливи

Корнелиус встает. Стойка смирно, руки по швам. На Кларенсе Вайне черное пальто с атласным воротом. С шеи струится белый шелковый шарф. Черные перчатки смяты в ладони, щеки румяны, глаза влажны.

— Кристиан. Вы снова ищете повод опоздать на работу.

— Я невиновен.

— Не надо так волноваться.

— Клянусь, я не убивал миссис Соурпюсс. Когда я уходил, она спала.

— Что значит миссис Соурпюсс спала.

— Спала. С ней все было в порядке.

— Погодите-ка минутку, Кристиан, это следует прояснить.

— Я только и видел, как ее ступни торчали из-под одеяла.

— Так, понимаю. Торчали. Из-под одеяла. Да, это впечатляет. А где были вы.

— Стоял с ней рядом. Ну, то есть, я пошел одеваться в ванную, чтобы ее не будить.

— Понятно. Джентльмен в будуаре. Мда, все это весьма интересно, Кристиан.

— Там такой длинный коридор, и когда я уходил, мне послышались какие-то звуки. Может быть, Вилли решил ей отомстить.

— Ну что же, пожалуй, и я могу считать себя отомщенным за то, что пришлось просыпаться, еще не заснув. Я не знаю, кто такой Вилли, но на ваше счастье неплохо знаю начальника тутошнего участка. Если бы не это, вам пришлось бы провести здесь всю ночь.

— Значит, меня отпускают.

— Так сказал мне сержант.

— Но почему, разве они поймали убийцу.

— Двадцать минут назад его сцапали в Бруклине.

— Ффуу, слава те господи. И кто это сделал.

— Ее племянник. Из него все еще вытряхивают признание. И кстати, Кристиан, жертвой была некая миссис Гроц.

В среду утром, как и в остальные утра этой недели я пришел на работу на девятнадцать минут раньше срока. Их могло быть и двадцать, но я позволял себе минуту радостного молчания перед дверьми миссис Гроц. Может быть все-таки этот город пригоден для чистых душою. После ареста Кларенс Вайн угостил меня ужином — две чашки горячего шоколада и два куска торта с лимонными меренгами. Кроме того, он прочитал мне небольшую лекцию о беспутной жизни и кончине на электрическом стуле. А когда я отъезжал в такси, он сказал, Кристиан, возможно, им следовало засадить вас совсем за другое преступление. За пожирание женских сердец.

В ту ночь я лежал в постели, прикрыв ладонями свои детородные органы. И размышляя об электрическом стуле. Не доставляющем, если верить Вайну, радости ни зрению, ни обонянию. Тем не менее недостатка в людях, которые валят в Синг-Синг, чтобы поучаствовать в представлении, не наблюдается. На стенах фотографии прежних клиентов. Попадаются приятные лица. Примерно такие, какое было бы и у вас, Кристиан, если бы вам привелось угодить на это теплое место. Их бьют электрическим током. Сначала дают хорошую, щедрую порцию. Предполагается, что она вас прихлопнет мгновенно. Потом в течение двух минут по пятисот вольт каждые тридцать секунд. Пока вы не перестанете дергаться. Если и это не срабатывает, вас потрошат, чтобы выяснить, что за притча. Один малый дважды выбирался из такой передряги. Пил слишком мало воды и от этого плохо проводил электричество. Которое прогревает спинной мозг. Сердце еще горячее, когда его вынимают при вскрытии. Сначала такое приятное, мягкое, а после сморщивается, кровь темнеет и сердце затвердевает. Мало хорошего, если люди, умирая, продолжают еще что-то чувствовать.

При моем возвращении мисс Мускус беззвучно хлопала в ладоши. Поднявшись на цыпочки в своем темно-синем платье. Сказала, милость господня, мистер Вайн не поверил, когда я ему сообщила, что вы арестованы. И принесла мне самые изысканные деликатесы для маленькой трапезы, которую мы разделили, сидя за ее столом. Показала газетные фотографии, сделанные, когда она выиграла тот чемпионат. Сапоги, колготки и юбочка из тонкого атласа. Ей понравился костюм, полученный мною у «Братьев Брукс». Продавец которых сообщил доверительным тоном, будто я один из редких клиентов, чья фигура идеально подходит для их моделей.

В субботу, после полудня. Сидел в одиночестве, уже четырежды пересчитав недельную получку. Листал «Светский Календарь». Ни единый Кристиан не упомянут среди всех этих внушающих благоговейное почтение именитостей. К которым я бы с огромным удовольствием примазался. Родился в Бруклине, вырос в Бронксе, вознесся до данного перечня. И тут же адрес стоящей на Багамах яхты. А следом за именем список клубов. Покачиваясь и приседая под тяжестью набитой приглашениями сумки, входит разносчик утренней почты. Не угодно ли сыграть в теннис, а затем отобедать с титанами индустрии. Под ласковыми улыбками их распутных, не вылезающих с искусственных катков жен, претерпевших не одну косметическую операцию.

Тут зазвонил телефон. Будьте добры, не могу ли я переговорить с мистером Кристианом. Я ответил, говорите. Она говорит, вот, надумала тебе звякнуть, это Фанни, как поживаешь.

— Отсидел в тюрьме за убийство.

— Уже.

— Я его не совершал.

— Ну, зашел бы как-нибудь повидаться, скажем, в понедельник, в восемь.

В воскресенье перестирал все носки, рубашки, трусы и развесил на веревке, натянутой поперек холодной комнаты. Жильцы дома орут так, что за дверьми слышно. Жалуются на холод. В пятницу весь день проработал. Сначала в малиновом гробу, потом в лиловом. Вайн кричал на меня каждый раз, как я улыбался, серьезнее Кристиан, вы же испортите снимки. Изумительно удобные мягкие подушки. Мисс Мускус пудрила мне лицо и пальчиками укладывала как следует волосы. И фотограф, стискивая лампочку-вспышку, прятался за ящиком камеры, накрывался тряпицей и говорил, замерли, снимаем, готово.

Вайн заплатил мне за позирование дополнительных десять долларов. Сказал, что когда дело доходит до изображения трупа, во мне просыпается неподдельный талант. Премного благодарен. ответил я из гроба. А мисс Мускус помогла мне вылезти и умиротворяюще погладила по руке. После чего укатила с хахалем в мюзик-холл «Радио-Сити», а оттуда в танцевальный клуб. Я подглядывал в щель между вайновскими портьерами, как хахаль открывает перед ней дверцу машины. Судя по кузову его двухместки и по кокетливой шляпчонке на голове, ему хватило бы и одного хорошего пенделя в брюхо. Которым я наградил бы его с удовольствием и совершенно бесплатно.

А в предыдущий рабочий день, ближе к вечеру. Во время короткой передышки после возни с богатой итальянской мамашей, чей толстый отпрыск погиб в автомобильной аварии. И которая, посидев немного и посодрогавшись в рыданиях, бросилась к гробу, чтобы осыпать поцелуями лицо усопшего и размазала ему по физиономии всю косметику. Так что мисс Мускус в конце концов пришлось увести ее в уборную. А я тем временем читал у нее в кабинетике дневную газету. И размышлял о Фаннином, похожем на драгоценный камень пупке. Подобрав ноги на кресло, опершись локтем о колено и уткнув подбородок в ладонь. Потом занялся изучением крохотных серебряных сисек девицы с жезлом на завоеванном мисс Мускус кубке, украшенном также гравированной надписью «Дар Похоронного бюро Вайна». И услышав шаги. Сказал, ну, как делишки, Персик, как у нас нынче насчет дотронуться. И поскольку молчание затянулось, поднял глаза.