Необыкновенные приключения «русских» в Израиле - Инна Карташевская

Но женщина ее поняла. Она зашла в квартиру, увидела стонущую на диване Белу и сказала.

— Царих амбуланс. Ахшав ани экра.

И побежала к телефону.

Потом она отправила Риту во двор встречать врача, а сама дала Белле болеутоляющее лекарство и поставила греть воду, чтобы наполнить принесенную ею же грелку. Как всякий человек, проживший в Израиле много лет, она сразу поняла, что с Беллой и попыталась объяснить ей, что первое, что нужно сделать в таких случаях, это принять болеутоляющее и поставить грелку на поясницу. Но Белле уже было так плохо, что она даже и по-русски ничего бы не поняла, не то, что на иврите.

Когда прибыла машина скорой помощи, Рита кинулась ей навстречу, ожидая увидеть врача. Но оттуда вышли только два совсем молодых парня, и к ним еще присоединился шофер. Никто из этих троих не был похож на врача, но Рите ничего не оставалось, как только повести их наверх. Когда они вошли, у Беллы как раз снова начался приступ рвоты. Поглядев на нее и поцокав языками, они быстро принесли носилки, подняли Беллу, уложили на них и ловко понесли вниз. Рита и Пашка побежали за ними. Выйдя из подъезда парни что-то сделали с носилками и у тех вдруг откуда-то выросли ноги с колесиками, и дальше они покатили их по двору. Возле машины эти ноги волшебным образом исчезли, наверно как-то сложились, и Беллу занесли вовнутрь. Санитары жестом показали Рите, что она может поехать с ними в больницу, но Белла с трудом проговорила — Не надо со мной, останься с Пашкой, спокой его.

Действительно, бедный Пашка рыдал не переставая. Рита обняла его и повела к себе. «Марокканка» шла за ними и успокаивающе что-то говорила, из чего Рита понимала только два слова «игийе беседер», то есть «все будет хорошо. Потом та погладила Пашку по голове и улыбнулась ему. А еще пошла к себе на третий этаж и вернулась с большим куском домашнего торта, который поставила перед ними и стала уговаривать их покушать. Рита благодарила ее, а про себя удивлялась. Они ведь несколько раз ссорились перед этим. Соседка обвиняла их совершенно безосновательно, что они выбрасывают мусор из окон на улицу, что Пашка специально сильно топает, когда идет по лестнице, и ее дети орали им вслед русские ругательства, которым их кто-то научил. А сейчас она так помогла им, вызвала скорую помощь, принесла пирог, чтобы утешить Пашку. Тогда Риту это очень удивило, но еще через несколько месяцев жизни в Израиле она поняла, что вот израильтяне такие. Они будт делать тебе пакости, ругать тебя, но если что-нибудь случится, прибегут на помощь, потому что все-таки здесь все свои люди, евреи как-никак.

В десять часов пришел со своей сверхурочной работы Саша, и прежде, чем Рита успела что-нибудь ему сказать, Пашка выскочил вперед и объявил, что мама в больнице и, наверное, там умирает и сколько потом Юра и Рита не пытались успокоить его, он рвался поехать немедленно в этот самый «Рамбам». Это название больницы санитары, забравшие Беллу, написали на бумаге Рите перед тем, как уехали. На шум, который они устроили на лестнице, снова вышла соседка и объяснила Саше, что это у Беллы всего лишь сдвинулись камни в почках, и от этого никто не умирает, по крайней мере, в Израиле. Она же и объяснила ему, как добраться до этой больницы завтра днем.

Они решили, что завтра поедут в больницу все вместе. Памятуя, что в советских больницах пускали навещать больных только в строго отведенное время с пяти до семи, решили поехать во второй половине дня. Оказалось, что их 63-й автобус, которым они ездили в Хайфу, идет прямо к больнице. Соседка им сказала, что больницу они не проедут, потому что она такая большая, что ее будет видно издалека. Но больница оказалась не просто большой, она оказалась огромной. Огромным было центральное здание, огромной была и территория, на которой было полно еще и отдельных корпусов. Им показалось, что Беллу они никогда не найдут, было даже непонятно, кого можно спросить о ней, но первый же встреченный ими человек в белых брюках и куртке, здесь медики халаты не носили, показал им окошко с надписью «справочное бюро», и там им точно сказали, в каком корпусе лежит их больная и даже объяснили, как туда пройти.

В поисках нужного им корпуса, они сначала заблудились, и, попав в родильный дом, вход туда почему-то был свободный, увидели в коридоре смешную и трогательную картину. На длинной двухъярусной каталке в два этажа лежали новорожденные. Няня или санитарка, которая развозила их по палатам, очевидно, к мамам на кормление, куда-то отлучилась, и оставила их одних. Один из младенцев захныкал, и какой-то проходивший мимо мужчина, остановился и стал делать ему козу, одновременно чмокая губами. Самое удивительное, что новорожденный действительно перестал хныкать и вытаращил на мужика явно удивленные глаза.

Поняв, куда они попали, ребята испугались и понимая, что сейчас их выгонят, быстро вышли сами, не дожидаясь скандала. Еще немного побродив, они все-таки нашли нужное им здание и поднялись на четвертый этаж в терапию. Дальше начались еще более удивительные вещи.

Во-первых, когда они подошли к стеклянной двери, ведущей в отделение, она вдруг сама гостеприимно раздвинулась, как будто приглашая их войти. Спросить, можно ли сейчас навестить больную, было некого, и они робко вошли, ожидая гневного окрика от первой же встречной санитарки или медсестры. Но у входа никого не было. Мало того прямо напротив двери, они увидели холл со столами и стульями. Очевидно, это была столовая и за столами сидели люди, как больные в пижамах, так и здоровые в пальто и куртках. Налево был пост медсестер, и они действительно сидели там, разговаривали, что-то записывали, и ни на кого не обращали внимания.

— Наверное, у них посещения разрешены с трех или четырех, — решил Саша. — Но только как же нам вызвать Беллу. Может, спрсить у медсестер?

Но в это время, громко разговаривая и смеясь в дверь ввалилась огромная компания и двинулась по коридору вглубь отделения, выискивая нужную им палату. Медсестры даже не подняли головы. Все еще не веря, что их не остановят, ребята потихоньку двинулись за народом и таки беспрепятственно дошли до Беллиной палаты. В палате было полно народу, то есть больных там действительно было всего шесть, но возле них сидели, стояли, а то и лежали вместе с ними на кроватях по пять — шесть посетителей. Каждая кровать была высоко вверху окружена полукруглым карнизом с плотной непрозрачной занавеской от потолка и почти до самого пола. Над изголовьем кровати висела обязательная лампа. То есть каждый больной мог закрыть занавеску, включить свою лампу и полностью отделиться от остальной палаты.

— Ну да, — сказала им Белла после того, как они все перецеловали ее и задали дежурные вопросы о самочувствии, — здесь уважают «прайвеси», то есть твое право на что-то личное. Когда утром приходят врачи во время обхода, или когда приходят медсестры что-нибудь делать, они подойдя к пациенту прежде всего задергивают эту штору, и другие ничего не видят и не слышат. Это тебе не у нас там. Перед самым моим отъездом у нас в школе всех учителей заставили пойти на медосмотр. Так нам велели идти поточным методом даже у гинеколога: пока одна одевается после осмотра, другую уже на кресле смотрит врач, третья в это время раздевается, а четвертую медсестра спрашивает, сколько лет она живет половой жизнью, сколько раз рожала, сколько сделала абортов и живет ли она с кем-нибудь сейчас. И никаких занавесок или ширм, даже перед креслом. И попробуй только заикнуться, что ты не хочешь при всех выкладывать все о твоей интимной жизни. Ты что, на раз обругают, скажут чего ты сюда пришла, выпендриваешься тут.