Витязи в шкурах - Анатолий Дроздов

* * *

Первую чару выпили молча. Улеб сморщился, жадно втягивая ноздрями воздух, и Кузьма торопливо подвинул ближе блюдо с огурцами.

– Закуси, княже. Вино сильно хмельное, забыл сказать.

– Заморское? – спросил Улеб, хрустя огурчиком. – Из греков?

– Сам делал. В моей стране все такое пьют.

– Крепкое, – задумчиво сказал Улеб, – и в голову ударило. Тепло по телу пошло. Медом пахнет, но вкус другой – горький. Меда я ведро на пиру выпить могу. Огурцы вкусные, – он взял с тарелки второй огурчик. – Хозяйка делала?

– Сам малосолил. Выпей еще, княже!

– Осторожнее! – воскликнул Вольга, видя, как Кузьма наполняет чашу Улеба до краев. – Это ж водка!

– Вино, – поправил Кузьма, ставя на стол глиняную баклагу. – Медовое, зельеное. Здрав будь, княже!

– И вы, бояре! – степенно ответил Улеб, поднимая чашу. Осушил и снова захрустел огурцами.

– Мясо пробуй, княже! – заторопился Вольга, придвигая Улебу большую латку (глиняную сковороду) со скворчащим в жиру содержимым. – Вкусное, жирное.

– Попробую! – пообещал Улеб, не переставая хрустеть огурцами. – Потом.

– Ну а мы сейчас, – весело сказал Кузьмы, цепляя ножом большой кус жирной свинины. Положил себе на блюдо и, нарезая кусками, стал с аппетитом есть, не обращая внимания на грозные взгляды Вольги. Тот, поняв тщетность своих усилий, вздохнул и последовал примеру Кузьмы.

Кузьма еще не раз наполнял чашу Улеба. Тот упорно уничтожал огурцы (по знаку Кузьмы принесли еще блюдо), не обращая внимания на мясо. И скоро это сказалось. Лицо Улеба раскраснелось, глаза заблестели. Он лихо шлепнул пониже спины подносившую закуску Меланью (та радостно взвизгнула), затем перевел взгляд на стоявшую в дверях и следившую за подносом блюд Марфушу.

– Окажи честь, бояриня! Сядь с нами!

Краска залила лицо хозяйки.

– Срам!

Улеб захохотал.

– Вот так! – весело шепнул Кузьма Вольге. – Как парить гостя голой – пожалуйста, а сесть с ним за стол – срам.

– Потому что знает, что после таких застолий бывает, – шепнул в ответ Вольга.

– Гусельники у вас есть, боярин? – спросил Улеб.

– Нету, – с деланным вздохом отозвался Кузьма.

– А пищальники?

– И пищальников.

– А песельники?

– Песельников тоже нету.

– Тогда спой сам!

– Спел бы, княже, – сказал, кланяясь, Кузьма. – Но лучше тебе это не слышать.

– Я люблю охальные песни, – не унимался Улеб. – А бояриня пусть не слушает.

– Я дурно пою. Медведь на ухо наступил.

Улеб снова захотал. Похоже, что эту шутку он слышал впервые.

– Скучно, – пожаловался он, отсмеявшись. – Я люблю, когда на пиру весело. А в вашей стороне, боярин, на пирах весело?

– Очень.

– Гусельники играют?

– И гусельники, и пищальники, и в бубны бьют. Целые оркестры.

Было видно, что про "оркестры" Улеб не понял, но остальное ему понравилось.

– А девки на пиру пляшут?

– Еще как! И все остальные с ними.

– Даже князья?

– Князья бойчее всех. До потолка прыгают. Особенно, когда девки хороши.

– У нас князьям плясать – срам, – вздохнул Улеб. – А я люблю. Раз князь Изяслав созвал дружину на пир после похода, огнищанин его нашел гусельников, пищальников, бубны… Пели песни, гусли играли, а потом девки пришли… Сначала одни плясали, потом мы из-за столов полезли. Что было! – Улеб засмеялся. – Кто кого сгреб…

Вольга бросил испуганный взгляд на Марфушу, но Улеб не продолжил тему. Спросил о другом:

– Речь у вас, бояре, чудная, но похожа на нашу. И сами вы… Как русские люди оказались так далеко? За горами и морем?

Кузьма замялся.

– Это было еще до старого Владимира. Забрели вои в далекую землю и осели на ней. Переженились на местных, детей завели…

– А как ваша сторона зовется?

– Россия.

– Считай, как наша. Хорошо живете?

– По разному. Есть лучшие и худые. Правые и виноватые. Как и здесь.

– Войны у вас есть?

– Есть, княже.

– С соседними сторонами?

– Сейчас между собой.

– Как и у нас, – вздохнул Улеб. – Совсем князья озверели – идут брат на брата. Хуже половцев… А ваши князья богато живут?

– Кто как. У кого много власти – богатый, кого прогнали – бедствует.

– Изгнанный крамолу точит?

– Точит. Собирает дружину, чтоб стол вернуть.

– А бояре?

– Бояре с тем, у кого стол. Тех, кого прогнали, не любят.

Улеб сумрачно кивнул головой, словно говоря: "И у нас так".

– Вас за что прогнали? Убили кого?

– Врагов великого князя.

– Много?

– Пятерых.

– Князь повелел?

– Его люди сказали, что велел. У князя враги дочку украли.

– За выкуп?

– Для позора. Хотя выкуп тоже просили.

– Дочку отбили?

– Отбили.

– Что вас князь не защитил?

– Он далеко был в то время. А другие враги нам дорогу в свою сторону перекрыли.

– И вы обернулись хортами?

– Так, княже.

– Как же дошли? Ты говорил, боярин, что ваша сторона далеко. Что ели?

– Акриды и мед.

– Как Иоанн Креститель?

– Ты хорошо знаешь Писание, княже.

– Братия в монастыре учила. Но где в Поле мед?

– В Поле были только акриды.

– Лжа, боярин. Я помню, какими вас увидел. Голодали?

– Голодали.

– И я, случалось, голодал, – насупился Улеб. – Ох, как тяжко, бывало, бояре! Другой раз лежишь под кустом, дождь тебя поливает, в пустом животе бурчит, холодно, мураши лесные под доспехом бегают, а ты думаешь: за что Господь меня так наказал? Что я, сиротинушка, тут делаю? Нет у меня ни доброго отца, ни ласковой матери, ни любезной сестрицы. Один на белом свете, – Улеб всхлипнул. – Чем я прогневил Господа?

Кузьма подсел ближе и обнял его за плечи.

– Не плачь, княже! Все образуется.

– Как мне не плакать, – пьяно возразил Улеб, – когда моя отчина и дедина сейчас у стрыя? Я там уже десять и четыре года как не был. Видел бы ты, боярин, мой Гомий!