Дюна: Герцог Каладана - Кевин Андерсон

Он резко окликнул Дардика по имени и заметил, что ментат дернулся, но продолжил закатывать глаза. Фенринг вновь позвал его, и взгляд безумца несколько прояснился.

– Мы пришли сюда для важного доклада. Ты должен помочь нам разрешить тяжелейший политический кризис.

Дардик был блестящим мыслителем, но его надо было постоянно направлять. Этот маленький человечек не смог стать полноценным ментатом из-за личностных нарушений и неспособности к живому общению. В школе ментатов он отличался патологической склонностью к раздражающим пустым спорам, дебатам и даже смертельным дуэлям.

Но Фенринг и сам обожал ожесточенные дебаты, ибо они оттачивали его ум, и, несмотря на то что эксцентричный гений превосходил его в силе мышления, Фенринг мог легко одолеть ментата в единоборстве. Дардик получил достаточное количество травм от Фенринга, чтобы до конца это осознать, и теперь отношения двух людей находились в превосходном балансе.

Как только Дардик снова стал понимать, где находится, Фенринг развернул его лицом к тронному помосту и вновь обратился к Императору:

– Сир, мой ментат будет говорить с вами сам, но мне придется вмешиваться, хм-м, если вдруг он забудется. Он, конечно, абсолютно лишен светских манер, но его гениальность стоит того, чтобы это терпеть.

– Я желаю услышать, что он скажет, – серьезно произнес Император.

Шаддам сделал жене знак, что разговор с ней пока окончен, и снова заговорил с графом:

– У меня есть мои придворные ментаты, Хасимир, а этот ухитрился даже не получить свидетельства. Мне нужны лучшие советы в той неотложной ситуации, в которой мы оказались.

Фенринг поджал губы.

– Сир, он оказался прав, заподозрив существование Оторио, не так ли? Так давайте все же его послушаем.

Император вздохнул.

– Говори, ментат, и постарайся выражаться коротко и без обиняков, мое время дорого.

– Ментат никогда не употребляет лишних слов, – возразил Дардик. – Мое время тоже дорого.

Фенринг едва не убил его на месте.

– Говори о своих открытиях и докажи собственную ценность!

Неудавшийся ментат горделиво выпрямился.

– Итак, резюме: больше года назад я открыл предположительно потерянную планету Оторио, которую вы затем выбрали местом строительства нового имперского музейного комплекса. В свете недавних событий я исследовал данные об этой планете более тщательно. Я уверен, что немыслимый террористический акт Якссона Ару является чем-то бо́льшим, нежели простым жестом политического протеста. В этом действии есть и личный интерес.

– Личный интерес? – переспросил Шаддам. – Мне ясно одно – это безумец, решивший убить меня и разрушить Империю.

– Это была также атака и на Оторио как таковую, а не только нападение на вас, – сказал Дардик, а затем, после некоторой паузы, добавил: – Сир.

Он несколько раз закрыл и открыл глаза, словно проверяя свои выводы.

– Я нашел убедительное доказательство того, что предположительно потерянная планета была непризнанным владением обширного семейства Ару, каковое оно использовало в качестве тихой гавани на протяжении нескольких поколений. После отстранения от должности в компании КАНИКТ Брондон Ару, отец Якссона, был отправлен на Оторио фактически в изгнание. Якссон проводил на Оторио много времени в качестве опекуна и охранника отца.

Ментат что-то промычал, словно вспомнив, что упустил некую важную информацию.

– Мать Якссона, Малина Ару – ур-директор, а его брат, Франкос – президент и публичное лицо компании. У Малины Ару есть еще дочь, Джалма, жена графа Учана с планеты Плисс. Интересно отметить следующее: граф Учан стал одной из жертв массового убийства на Оторио.

Неудавшийся ментат неустанно сыпал подробностями, а Шаддам пытался связать факты воедино.

– Ты хочешь сказать, что незначительная планета, которую я выбрал местом музея Коррино, на самом деле является крепостью КАНИКТ?

– Возможно, хотя это и не доказано. Однако, сир, вероятно, что Оторио была оккупирована семейством Ару лично, и ваш музей уничтожил, растоптал это фактическое наследственное держание.

Шаддам побагровел.

– Одно из богатейших и могущественнейших семейств Империи сумело скрыть от нашего внимания целую планету и не платило нам никаких налогов на нее? Сколько же времени это продолжалось?

В разговор вмешалась Императрица Ариката:

– В ведомстве регистрации гостей отметили отсутствие представителей семейства Ару. Знали ли они о заговоре заранее? Они не прибыли на Оторио, заботясь о собственной безопасности?

Фенринг уже предвкушал ответ, но молчал, стараясь сохранить остроту интриги.

Шаддам напряг память.

– Мне приходилось встречаться – естественно, по дипломатическим делам – с президентом КАНИКТ и даже с ур-директором Малиной Ару. Но Якссон Ару? Я не помню его ни на одном изображении в отчетах о встречах. Я могу его знать?

Фенринг нисколько не удивился забывчивости Императора.

– Да, сир, но, хм-м, вероятно, та встреча не произвела на вас большого впечатления.

– Кажется, я помню его мальчиком – он был очень активным и нервным ребенком, – сказал Шаддам. – Мать держала при нем врача, который успокаивал Якссона. Он был просто несносен.

Дардик продолжил:

– Якссон был паршивой овцой семейства. Его выслали на Оторио вместе с отцом, вероятно, для того, чтобы он не создавал проблем.

Неудавшийся ментат начал подробно излагать, как именно ему удалось прийти к таким выводам, но это была уже просто умственная гимнастика, и Император перестал его слушать. Шаддам откинулся на спинку исполинского трона и потер подбородок, а затем поднял руку, давая ментату знак умолкнуть, но тот продолжал говорить как заведенный.

Фенринг ткнул Дардика кулаком в бок.

– Довольно!

Ментат растерялся и произнес еще несколько слов, прежде чем окончательно замолчать.

Император отпустил обоих.

– Теперь идите, мне надо обдумать услышанное.

Фенринг поклонился, а затем схватил за руку ментата и поволок его прочь из тронного зала. Дардик уже успел настолько глубоко погрузиться в свои мысли, что едва ли мог идти самостоятельно.

* * *

Не все обязанности Лето как правителя Каладана были радостными и приятными. Сегодня он должен был исполнить тяжкий долг. Он не мог, не имел права поручить столь важное дело кому-то другому. Сердце его ныло, но он держал себя в руках.