Остров мечты - Кэйдзо Хино

— И когда это произойдёт?

— Понятия не имею. Я только вижу картину.

— Видишь картину?

— Ну да.

— Ему постоянно мерещатся то какие-то картины, то звуки. Не обращайте внимания. Давайте-ка лучше поедим. — С этими словами девушка достала из сумки консервы и прочую снедь в целлофановых упаковках. Воспользовавшись бумажными тарелками, они наскоро перекусили. После ужина мальчик вышел из грота и, запрокинув голову, принялся махать рукой.

Лес снаружи был редким, и сквозь кроны деревьев проглядывало небо. Встав рядом с мальчиком, Сёдзо тоже посмотрел вверх, но ничего не увидел.

— Кому ты машешь? — спросил он. — Там же никого нет.

В этот миг над головами у них, точно ветер, пронеслись какие-то маленькие чёрные тени и взметнулись ввысь.

— Это летучие мыши, — объяснил мальчик. — Они почуяли, что я здесь.

Самих мышей Сёдзо не разглядел, но, судя по тому, что сияющие в ночном небе звёзды то вдруг исчезали из виду, то снова загорались, в воздухе действительно что-то порхало. Мальчик энергично размахивал обеими руками.

— Какой только живности здесь нет, — молвил Сёдзо.

— Да. И птицы, и полевые мыши, и ящерицы, и букашки. Те, кто не умеет летать, добираются сюда вплавь. Вы только вслушайтесь. В лесу всё колобродит. Там много всякой ночной живности. — Повернувшись в сторону леса, мальчик слегка наклонил голову, словно прислушиваясь к чему-то. — А мельчайших существ, которых мы не замечаем, и того больше! Это только кажется, что у нас под ногами земля, а на самом деле она сплошь усеяна бактериями и плесневыми грибами. В одной щепотке этой земли содержится сто миллионов разных микроорганизмов.

— Неужели ты и это видишь?

— Да, но нечётко.

Слова мальчика прозвучали для Сёдзо откровением.

— Меня поразило, в каком изобилии здесь растут деревья… — проговорил он.

— Деревья что — это только часть лесного мира.

Сёдзо попытался по примеру мальчика привести себя в состояние внутреннего покоя, но сумятица в мыслях мешала ему сосредоточиться. И всё же в какие-то мгновения сознание его прояснялось, и тогда он вдруг начинал слышать вокруг себя таинственные шорохи, вздохи, шебуршение, хлюпанье, и темнота казалась ему живой.

— Да и то сказать, наше тело состоит из десятков тысяч клеток, и каждая из них — живое существо.

— Не тысяч, а миллиардов, — тотчас поправил его мальчик.

Сёдзо ощущал движение жизни не только снаружи, но и внутри себя, причём не в фигуральном, а в буквальном смысле — каждой клеточкой своей плоти, каждой каплей крови. Оболочка, отделяющая его от остального мира, удивительным образом утратила свою непроницаемость, истончилась, размякла. «Этак я совсем исчезну…» — в смятении подумал он. И в то же время это новое, неизведанное ощущение физической сопричастности окружающему миру сладкой истомой наполняло его сердце.

Погасив фонарь, они втроём сидели на сухой траве в гроте и разговаривали. Время от времени в беседе возникали паузы, но это никого не смущало.

Наконец мальчик забрался в спальный мешок, и вскоре оттуда послышалось его спокойное сонное дыхание. Сёдзо с девушкой поднялись и, словно откликаясь на чей-то зов, пошли в лес. Они легли под сенью высокого дерева и сплелись телами. Прикасаясь к девушке, Сёдзо чувствовал, что прикасается к чему-то неизмеримо большему, чем она, — он сжимал в объятиях весь мир, растворяясь в нём без остатка.

Они не произнесли ни слова. Слова им были не нужны. Древесный сок, медленно текущий по стволу, по жилкам каждого листочка у них над головами, струился и в их жилах, горячее дыхание копошащихся в земле крохотных существ было и их дыханием.

Они пребывали в каком-то вневременном мире, где нет ни мыслей, ни вздохов, ни стонов. Их тела двигались в том же естественном, неторопливом ритме, что и вся природа вокруг, и зыбкий ночной мрак колыхался вместе с ними.

Только однажды Сёдзо почудилось, будто где-то рядом тихонько проползла змея.

Сёдзо проснулся от птичьих голосов, громких и беспорядочных. Это было не пение, а надсадный, хриплый грай, и подняли его не десять, не двадцать, а сотни птиц.

Уже рассвело, но внутри грота и в лесу всё ещё клубились синеватые ночные тени. Мальчик безмятежно спал в своём мешке. Спала и девушка, закутавшись в тонкое одеяло и повернувшись лицом к стене в дальнем конце грота.

Сёдзо снова лёг на сухую траву, закрыл глаза и попытался вздремнуть, но ему мешал птичий крик, становившийся всё более пронзительным. Между тем спутники его, как видно, привыкшие к этим звукам, продолжали спать безмятежным сном. Он тихонько поднялся и вышел из грота.

Сейчас, при свете утра, лес казался ещё более дремучим и диким, чем во время ночного путешествия. Каких только деревьев там не было — даже тропические пальмы с широкими веерными листьями! Без человеческого присмотра это растительное царство жило по суровым законам борьбы за существование: среди деревьев было на удивление много деформированных, а то и просто уродливых, частично или полностью засохших, повалившихся на землю или гниющих на корню.

Несмотря на окружающую остров земляную насыпь, воздух заметно выстудился за ночь. Подняв воротник куртки, Сёдзо стал карабкаться по откосу, поросшему редким кустарником. Комковатая почва скользила у него под ногами, и, чтобы не упасть, приходилось хвататься за стебли устилающих насыпь ползучих растений.

Судя по громкому гомону птиц, они находились где-то совсем рядом, но, как выяснилось, это было не так. Взобравшись на вершину откоса, Сёдзо увидел, что вблизи грота лес был сравнительно редким, в то время как на отдалении высокие деревья плотными рядами поднимались по насыпи до самого её верха.

Птичьи голоса доносились оттуда, с тех деревьев. И не только с деревьев — большие, похожие на цапель белые птицы с криком кружили в воздухе, вытянув вперёд лапы и клювы и заслоняя небо своими распростёртыми крыльями.

Сёдзо не знал, чем вызван этот переполох и насколько необычно ведут себя птицы, но от их разносящихся по всему острову душераздирающих криков становилось не по себе. Чувствовалось, что они чем-то встревожены или напуганы, причём речь шла не о нескольких птицах, а о целой стае.

Вслушиваясь в этот всполошённый грай — здесь он резал ухо ещё сильнее, чем в гроте, — всматриваясь в метания птиц, то вдруг опускающихся на деревья, то снова взмывающих в небо, Сёдзо ощущал, как их тревога передаётся ему. Он хотел подойти поближе, но это было невозможно: впереди на насыпи стеной стояли увитые лианами деревья.

В том месте, над которым беспорядочно кружили цапли, в просветах между деревьями виднелись силуэты зданий центральной части Токио. Окутанные снизу утренним туманом, они казались белыми надгробными плитами.

«А ведь я даже не могу сообщить на работу, что меня сегодня не будет», — подумал Сёдзо, но, как ни странно, сам этот факт не внушил ему особого беспокойства. И не потому, что ему было всё равно, — просто подобные мысли никак не соотносились с его ощущением реальности.