От Эдо до Токио и обратно. Культура, быт и нравы Японии эпохи Токугава - Александр Прасол

Пользоваться пиктографическими знаками для передачи смысла японцы начали с тех пор, как познакомились с китайскими иероглифами. Японские историки считают, что это произошло в I веке.

В иллюстрированной версии “Повести о Гэндзи” (Гэндзи моногатари) есть изображение, на котором героиня романа, барышня Укибунэ, внимательно рассматривает лист с картинками, а сидящая рядом фрейлина читает вслух сопроводительный текст. Раннему приобщению глаза к хорошему делу в немалой степени способствовали китайские иероглифы, которые в те времена были еще ближе к картинкам, чем сегодня. А поскольку китайскую грамоту враз не выучишь, то в течение долгого времени неграмотным, но любознательным древним японцам приходилось довольствоваться картинками, которые им показывал рассказчик, сопровождая пояснениями. Такой рассказ называли этоки (букв. толкование картинок). Как часто бывает в языке, со временем название перешло с процесса на объект и словом этоки стали называть не только сопроводительный текст, но и сами картинки — предшественницы современных комиксов мата. Как и многое другое, они пришли к японцам с Корейского полуострова и поначалу использовались исключительно для популяризации буддийского учения.

Этоки

Демонстрация традиционного искусства (2008 г.)

В эпоху Токугава разглядывание картинок, сопровождаемое рассказами, стало очень популярным и вошло не только в религиозную культуру, но и в быт. Множество картинок плотно рисовали на одном большом листе бумаги и выставляли перед слушателями, как сейчас карту мира в школьном классе. С грамотой тогда было лучше, чем в эпоху богов, но не настолько, чтобы все умели читать, а развлечений хотелось. Поэтому рассказ знатока сюжета с показом этоки долгое время заменял японцам современные движущиеся картинки — кинематограф.

В VII–VIII веках в Японии появилась категория женщин, которые по разным причинам оказывались вне семьи — одни уходили сами, других выбрасывала на улицу судьба. В основном они группировались вокруг “Трех священных гор Кумано” (Кумано сандзан) — синтоистских святилищ, которые получали большие пожертвования и пользовались особой популярностью у паломников.

По мере распространения буддизма синтоистские святыни становились смешанными, синтоистско-буддийскими. Со временем монастырская уединенность и постижение глубинного смысла вещей окончательно стали прерогативой мужчин, а религиозным женщинам пришлось осваивать смежные занятия. К началу эпохи Токугава они нашли свою нишу. В XVII веке бродячие проповедницы (их по традиции называли бикуни, то есть монахинями, хотя монахинями в строгом смысле они не были) занимались преимущественно тем, что показывали горожанам и комментировали картинки с ужасами ада, ожидающими грешников после неправедно прожитой жизни. Бикуни проповедовали правильный буддийский настрой и мировоззрение, за что получали умеренное вознаграждение от благодарных граждан. Но при всем внешнем благообразии их профессии со временем она неуклонно приближалась к торговле и услугам, и в XVII веке облик проповедниц тоже начал меняться, приближаясь к артистическому. Хотелось, чтобы зрители-слушатели могли с удовольствием смотреть не только на картинки, но и на рассказчицу — тогда они собирались охотнее. Некоторые бикуни даже красили ногти на руках и ногах. Когда население прочно усвоило все, что нужно, про страсти ада и буддийский моральный облик, интерес к иллюстированным проповедям стал понемногу снижаться. Женщинам снова пришлось что-то придумывать.

Бродячие певицы (XIX в.). Источник: NC

Примерно со второй половины XVIII века бикуни в исторических записях чаще фигурируют как ута бикуни, исполнительницы песенного жанра. Облегчение рода занятий и образа жизни естественным образом приблизило их к древнейшей женской профессии. В общественно полезной трудовой деятельности бродячие певицы не участвовали, жили исключительно за счет пожертвований. К тому же они нередко занимались нелегальной проституцией, поэтому отношение к ним со стороны властей было неоднозначным. В столице бикуни жили компактно. Больше всего их было в районе Канда. На рубеже XVII и XVIII веков визит бикуни обходился мужчине в сто мон. На эти деньги можно было купить 2–3 килограмма риса [Хонда, 2008].

Существовало немало видов общения токугавского населения с природой, и очень многие японцы предпочитали осуществлять это общение посредством домашних животных. Как и сегодня, тогда в домах более всего было собак и кошек. Василий Головнин писал, что “собак употребляют для охоты и для охранения домов, а кошки исправляют ту же должность, что и в Европе… Некоторые держат гусей, лебедей и индейских кур, но только для красоты их, как мы иногда держим павлинов”.

Зоолавка. Старинная гравюра

Кроме того, при Токугава в домах держали певчих птиц (скворцы, снегири, чижи) и аквариумных рыбок. Большое распространение получила и азиатская экзотика — кузнечики, цикады и другие поющие насекомые. В положенное время года умелые люди ловили всю эту живность и продавали. Буддизм требовал бережно относиться ко всему живому, поэтому после окончания вокального сезона насекомых отпускали. Некоторые эстеты летними вечерами ходили в лес за светлячками и, наловив их сачком, ненадолго устраивали в доме экологичную иллюминацию. Все эти удовольствия были привязаны к четырем сезонам.