Книга закона и порядка. Советы разумному правителю - Хань Фэй-цзы

«Один человек продавал копье и щит. Расхваливая прочность своего щита, он говорил, что ничто не пробьет его, а затем стал расхваливать свое копье: «Мое копье настолько остро, что нет вещи, которой оно не пробило бы». Кто-то заметил ему: «Если твоим копьем ударить по твоему же щиту, то что из этого выйдет?» Этот человек не мог ничего ответить. Два понятия: щит, который ничто не пробивает, и копье, для которого нет преграды, – несовместимы.

Способности, в отношении власти, не могут подвергаться запрету, а, в силу самого понятия о власти, она налагает запрет на все. Способности, которые не могут подвергаться запрету, и власть, налагающая запрет на все, – это разговор о копье и щите, то есть эти два понятия также несовместимы. Теперь ясна несовместимость способностей и положения.

Яо и Шунь, Цзе и Чжоу появились раз за тысячу лет, как бы один за другим; однако управление миром не прекращалось при государях, обладавших средними достоинствами. Поэтому, говоря о положении, я разумею нечто среднее. Государи, посредственные по своим достоинствам, были ниже Яо и Шуня, а по своим недостаткам – выше Цзе и Чжоу. Если они держались закона и устроили положение, то был порядок; если же они шли против закона и теряли свою власть, наступал беспорядок. Пренебрегая положением, идти вопреки закону и ждать водворения порядка с появлением Яо и Шуня – это значило бы, что тысячи лет будет длиться анархия и один раз наступит порядок.

Если же, соблюдая закон и осуществляя власть, ждать Цзе и Чжоу и анархию, идущую следом за ними, то при тысяче поколений будет порядок, а при одном – анархия. Эти два положения необычайно далеки друг от друга, причем разница между ними увеличивается, как увеличивается расстояние, если ехать на прекрасных конях в противоположные стороны.

Если, оставив в стороне секрет изготовления, пренебречь измерением и заставить Си Чжуна сделать экипаж, то он не сумел бы сделать и одного колеса.

Без поощрения, создаваемого наградами, и без устрашения наказаниями пренебрегать властью и законом – аналогично отношению народа к Яо и Шуню, когда они давали указания каждому лицу и каждой семье в отдельности, а люди критиковали их советы, и они не могли управиться с тремя семьями. Теперь ясно из сказанного, насколько положение достаточно, само по себе, для управления государством, настолько же неправильно в таком случае утверждение, что необходимо ждать появления способных для водворения порядка.

Голодный не выживет, если сто дней не кормить его, в ожидании хорошего риса и мяса. Ждать появления Яо и Шуня для устроения народа в данное время – это равносильно ожиданию риса и мяса для спасения от голода. Я не считаю правильным рассуждение о том, что управление прекрасным конем и прочным экипажем Цзан Хо вызовет у людей насмешку, а если ими правит Ван Лян, то в день он проедет 1000 ли.

Если заставить обыкновенного возницу править прекрасным конем и прочной колесницей, поставив через каждые 50 ли по хорошей лошади, то он может ехать при этих условиях быстро и далеко и сделать в день 1000 ли. Зачем непременно ожидать древнего Ван Ляна? Притом, при управлении лошадьми, поручают править Ван Ляну или обязательно заставляют Цзан Хо испортить дело. Водворение порядка в государстве предоставляют непременно Яо или Шуню или же дают возможность Цзе и Чжоу водворить смуту. Это значило бы брать крайности или обязательно сладкое или же очень горькое, и только. Таким образом, прибегая к краснобайству, усиливать смуту, и, удаляясь от истины, терять план – это рассуждение о крайностях. Разве такие рассуждения, как вышесказанное, могут служить препятствием для суждения об истине?! Вашему мнению далеко до такого суждения».

Вопрос об ораторском искусстве

Кто-то спросил: «Откуда возникло искусство говорить (диалектика)?»

Философ ответил: «Оно возникло благодаря неразумию государей».

Спрашивавший сказал: «Это значит – благодаря неразумию высших возникла диалектика?»

«Во владениях мудрых государей, – ответил философ, – из всех речей их распоряжения внушают особое уважение, а законы оказываются вполне подходящими к действиям. Если нет равноценных слов, нет одинаково подходящих фактов, слова и действия, несообразные с законом, обязательно запрещаются.

При отсутствии закона, когда можно обезопасить себя от лживости и оказаться в соответствии с новыми фактами, получить выгоды и установить план действий, государь непременно выбирает слова, которые ему говорят, побуждая осуществить рекомендуемый проект. Если слова оказались подходящими, приобретается значительная польза; в противном случае налагается серьезное взыскание на виновного в подаче бесполезного и неосуществимого совета. Глупые тогда боятся наказаний и не решаются говорить, а мудрым не о чем толковать; поэтому и неоткуда возникнуть искусным речам.

Иное бывает в периоды смуты. Государь издает распоряжение, народ же порицает его с точки зрения учености. У администрации есть правила, а народ обходит их, действуя в целях личных. Государь смотрит тогда на свои законы как на несуществующие и почитает ученость. Поэтому в этот период много бывает учености.

Слова и действия имеют целью: первые – применение их на деле, а вторые – заслуги. Если, хорошо заострив стрелу, пустить ее без всякой цели, то бывает, что она попадает в незначительный предмет. Однако нельзя же это назвать искусной стрельбой: нельзя считать правилом то, что она всегда попадает в цель.

Если же поместить на расстоянии десяти шагов мету в пять вершков, то только умелые стрелки обязательно попадут в нее; это для них является постоянным правилом. Поэтому для мастеров мета в пять вершков является искусством; при отсутствии же постоянства произвольный удар считается за неумение, хотя бы он и пришелся по волоску.

Теперь, слушая советы и наблюдая за действиями, не считают целью применение на деле первых и положительный результат для вторых, хотя бы речи и отличались тщательностью изложения, а поступки – большою твердостью: это аналогично со спуском стрелы без всякой подготовки и практики.

Поэтому при выслушивании советов во времена смутные считают трудность понимания за тщательность изложения; обширную ученость – за искусство в речах; наблюдая же за действиями, обособление от людей признают за добродетель; нарушение воли государя – за смелость.

Правители любят такие речи и относятся с уважением к поступкам способных, как это понимается вопреки истине, и идущих против его воли. Ради же людей, вырабатывающих собственные планы и правила, определяющих, что нужно принять и что отринуть, критикующих суждения, направленные к тому, чтобы отказаться от чего-то или оспорить что-либо, он не исправляет (своих ошибок). Поэтому много носящих платья ученых и мечи, но мало земледельцев и воинов.