Темное прошлое прекрасного принца - Ольга Хмельницкая

– Да, – подхватил лежащий на полу Рем, – пусть как угодно споет, хоть один раз – криво, косо, сипло, фальшиво, как угодно. Мы потом все поправим, смикшируем, музыку наложим где надо погромче, а где надо – потише, в общем, в этом вопросе наши возможности безграничны. Нам просто нужно, чтобы было слышно, что это именно Дюк поет.

– Ни! За! Что! – сказала Ксения.

Фильчиков взвыл. Василиса заплакала от отчаяния.

– В десять мы идем подавать заявление в загс. Я выхожу замуж и буду домохозяйкой. Через месяц у нас свадьба! – выпалила Ксения с триумфальной улыбкой.

– Да, – подтвердил Пуканцев.

Его голос прозвучал как-то сдавленно. Футболист попятился, потом побежал. Хлопнула дверь туалета, щелкнул шпингалет. Это закончилось действие «Имодиума».

– Игорь! – закричала Дюк, внезапно оказавшаяся в одиночестве перед лицом Фильчикова и Василисы. – Дорогой мой, ты что? А как же я?!

Она попятилась, потом повернулась и побежала по коридору, намереваясь спрятаться в ванной комнате, но была поймана цепкой рукой Василисы Николаевны.

– Ксения, милая девочка, – пробормотала Василиса извиняющимся голосом, – спой – и мы тебя сразу отпустим.

Через мгновение освободившийся из одежного плена Рем крепко скрутил Дюк руки.

– Игорь! Спаси меня!!! – изо всех сил закричала певица. – Они меня схватили!

Из туалета раздавались странные неаппетитные звуки.

– Пошли! – быстро сказал Рем.

Держа вырывающуюся Ксению за обе руки, Сусанина и Фильчиков повели девушку к двери.

– Игоо-о-орь! – закричала она, цепляясь за косяк.

Неаппетитные звуки усилились. Василиса и Рем выволокли Ксению, которая отчаянно пыталась вырваться, на лестничную площадку, где уже никого не было – зрители разошлись.

– Будешь петь, придется, – говорил Фильчиков, – нравится, не нравится – спи, моя красавица!

– Всего десять маленьких песенок, – сказала Сусанина извиняющимся тоном.

Ксения рыдала и цеплялась за перила. Вдруг Василиса и Рем остановились: откуда-то снизу послышались шаги и голоса. Еще секунда – и трио, состоящее из Фильчикова, Сусаниной и зажатой между ними Дюк, нос к носу столкнулось с врачом футбольной команды «Шпалоукладчик». За ним, слегка запыхавшись, поднималась крупная круглолицая брюнетка в синем свитере, в которой Василиса Николаевна без труда узнала Алену, старшую сестру Майи – разрушительницы брака ее любимой дочери.

Несмотря на ужасные душевные муки, вызванные ревностью и жаждой мести, Петру Петровичу удалось заснуть. Вася по-прежнему не брала трубку, но палка колбасы и бутылка колы слегка примирили Сусанина с действительностью. Оставив отца, храпевшего под одеялом, Полина оделась и поехала домой. Там, правда, ее никто не ждал, и от этой мысли Тряпкиной стало грустно.

– Ну как же так, – сказала Полина сама себе, вставляя ключ в замок зажигания. – Я же так его любила! Я его обожала! А он… ах он, гад! Стихоплет недоразвитый! Александр Сергеевич Лермонтов, мать его! Папуас новогвинейский!

Несмотря на негативные эмоции, девушку изводили несколько логических вопросов. Первый – почему Майя, ее лучшая подруга, обратила внимание именно на ее, Полины, мужа? Ведь у нее были и другие поклонники! Особенно ничего был один, брюнет такой кудрявенький, с хвостиком и в очках, интеллектуал, системный администратор. Неужели Роман ей так понравился, что Майя, не колеблясь, принесла в жертву своему чувству их с Полиной почти двадцатилетнюю дружбу?

Девушка выехала из тихого двора на улицу, которая постепенно оживала, заполняясь автомобилями всевозможных марок, типов и цветов.

– Странно, – сказала Полина вслух, – я, конечно, тоже его любила, но ведь я его ни у кого не отбивала, просто подобрала на улице в дождь, когда он мелкими перебежками перемещался от дерева к дереву с пластиковым пакетом на голове. Он был ничейный, сам по себе. Я его, можно сказать, на помойке нашла, отмыла, одела, ботинки его дырявые выбросила и новые купила, да еще и стишки его бездарные печатала… Но Майя! Нет, это необъяснимо. Неужели она могла в него влюбиться? Да еще и так, чтобы голову потерять?

Полина снова стала злиться. Впрочем, кроме первого вопроса, ее мучили еще четыре – почему Роман влюбился именно в Майю, а не в кого-то другого, почему он ушел жить к новой подруге в квартиру без ремонта и почему она, Полина, вплоть до последнего момента ничего не замечала – никаких там причмокиваний пошлых за дверью, хватаний за задницу, недвусмысленных переглядываний и всего прочего, что обычно сопровождает любой роман в его начальной стадии. Это потом все сводится к крикам: «Дай поесть» и «Дорогая, дай денег, мне пора издать новый сборник стихов». А поначалу… Да, поначалу все бывает хорошо и сладко.

– Неужели она лучше меня? – закричала Полина, обгоняя машины то справа, то слева. – Я просто поверить не могу, что он от меня ушел! Он ведь ни на что не жаловался особенно. Неужели он действительно в нее влюбился? Тоже как-то в голове не укладывается! По-моему, его ничего не интересовало, кроме творчества его стихотворного да Интернета, в котором он сидел часами!

Впереди замаячил красный свет светофора. Полина сбавила скорость.

– Правильно говорила мама, – сказала Тряпкина, тупо глядя на багажник стоявшей впереди машины, – Майя увела Романа, потому что она завидовала моему счастью. У меня ведь все было – и работа интересная, и машина, и муж, и морские курорты два раза в год. А Майя, химик недоделанный, вонючка паршивая, сидела в своей квартирке двухкомнатной с обоями, оставшимися еще с советских времен, ходила в НИИ за зарплату, которой мне не хватило бы даже на бензин, и страдала от недотраха и личной неустроенности. Вот она и увела от меня супруга! Она просто из зависти это сделала! А Роман, дурилка картонная, пошел за ней, как ослик за морковкой.

Она всхлипнула.

– Ы-ы-ы, – захныкала Полина, – я ведь читала в журнале одном, что если женщина хочет соблазнить мужчину, то он не может отказаться! Ему биология не позволяет. Вот Рома мой и сдался с потрохами!

Тряпкина тяжело вздохнула и, придерживая руль левой рукой, правой сунула за щеку конфетку.

– Хватит меня бить! – кричал Рем, пытаясь пнуть Олега. – Что ж такое, меня сегодня уже один раз били, и вот опять!

Врач размахнулся и попытался нанести Фильчикову прицельный удар в челюсть. Тот увернулся и подставил Олегу ножку. Тот упал.

– Вы пытались ее похитить! – закричал медик, вскакивая и снова кидаясь в бой. – Это преступление! Киднеппинг! Пять лет колонии минимум!

– Она нарушила условия трудового договора, – вмешалась Василиса Николаевна, – если вам хоть что-то говорит это словосочетание.

– В смысле? – обиделся Олег. – Словосочетание, конечно, говорит. У меня два высших образования.

– Вы ветеринар? – спросил Рем, потирая скулу.

– Он спортивный врач, – вступилась Алена. – Главный спортивный врач футбольного клуба «Шпалоукладчик».