Смерть в рассрочку - Сергей Скрипник

Сначала Игорь был ошарашен, затем подумал, что здесь так шутят, потом возмутился, под конец его охватила ярость.

Следователь вывел его в коридор, подвел к другому кабинету, открыл дверь и с ухмылкой втолкнул Игоря внутрь:

— Заходи, не бойся, здесь с тобой поговорят.

Навстречу Игорю шагнул грузный лысый детина. Заглянув в его неподвижные оловянные глаза, Игорь вздрогнул и почувствовал, как в душу заползает страх.

Детина избивал его методично и, пожалуй, даже лениво, словно выполнял давно наскучившую, но необходимую работу. Попытку сопротивления он пресек быстро и жестоко, ребрами ладоней мгновенно вырубив руки жертвы. Игорь пришел в сознание в камере. С этого дня для него начался кошмар.

Две недели, сменяя друг друга, милиционеры, как на тренировочном мешке, отрабатывали на нем силу ударов и требовали чистосердечного признания, которое, как известно, смягчает наказание. Били по печени, по почкам, по животу, по копчику, пинали ногами в промежность. Сломали несколько ребер и руку. От удара резиновой дубинкой образовалась трещина в ключице.

Пострадавшая женщина выжила и, когда пришла в себя, следователь показал ей фотографию Кондратюка. Она сразу опознала в нем набросившегося на нее с ножом бандита. Ей вовсе не хотелось сознаваться ни перед следователем, ни перед мужем в существовании любовника, которому она так осточертела и надоела своими постоянными угрозами испортить жизнь, если он ее бросит, что тот решил наконец избавиться от нее раз и навсегда. Но уж теперь-то она всю жизнь будит водить его на поводке, как собачонку и делать с ним все, что захочет.

Суд вынес решение: десять лет строго режима. Александра Кондратюк без устали, с упорством ходила по инстанциям, впервые козыряя орденом Ленина. Подняла в защиту сына фабричную партийную организацию, чудом добилась аудиенции у Бодюла.

Рассмотрев аппеляцию, Верховный суд республики отправил дело на повторное рассмотрение в другом составе суда, который снял с Игоря все обвинения. Заявление же о зверских избиениях в милиции не принял во внимание и этот суд.

Тогда еще Игорь не знал суждение Авраама Линкольна о том, что неприязнь не окупается. «У человека, — говорил Линкольн, — нет времени на то, чтобы полжизни тратить на вражду. Если кто-либо перестает на меня нападать, я никогда не ставлю ему прошлое в вину». А если бы и знал, то не согласился с великим американцем, как, впрочем, не был согласен и теперь, считая, что человек должен иметь право на месть. А святая она и большая или жалкая и мелочная — это уж от человека, от никчемности или силы его души.

Бледнея от ненависти к хамскому продажному суду, вынесшему заведомо несправедливое решение, не знал он и том, что его мнение — но не ненависть — разделила бы и российская императрица Екатерина вторая. Возможно, тогда это несколько бы утешило его. Как-то в разговоре со своим добрым приятелем Строгановым императрица сказала: «Ты, Саня, не путай справедливость с правосудием, ибо справедливость очень часто борется с юридическим правом. Справедливость выше любого закона и часто отклоняется от исполнения законности, когда в дело вступает призыв совести». Эта, в общем-то, справедливо вознесенная судьбой над русским народом фатально блудливая, но почти гениальная немка отлично понимала: законы писались и будут писаться в интересах сильных мира; и что законно, следовательно, справедливо для одних, то несправедливо, хоть и законно, для других. Даже когда законы создаются в интересах большинства, они совсем не обязательно справедливы, поскольку большинство далеко не всегда право. Видимо, потому истину и нельзя установить большинством голосов.

Потом он узнал и эти, и многие другие вещи, интереснее и мудрее. А тогда семнадцатилетний Игорь Кондратюк, впитав молодой душой первый опыт непосредственного общения с властью, принял два решения: отомстить всем, кто измывался над ним в милиции и стать юристом, чтобы защищать закон и порядок от развращенных безнаказанностью, лишь внешне сохранивших человеческий облик блюстителей законности и порядка. Значит, решил он, надо стать прокурором. Тогда ему не приходила в голову мысль, что прокурор прежде всего — слуга породившей его системы и уж потом по мере возможности и надобности — радетель правосудия.

Спустя несколько лет Кондратюк выполнил свое первое решение по отношению к следователю и лысому садисту с оловянными глазами. Они никогда не встречали настоящего противодействия и уверовали, что его не может быть. Об Игоре и всей той истории они и думать забыли. Через их руки прошло много юных, зрелых и старых граждан, для того, собственно, и живущих, чтобы подчиняться им, носителям законности и власти. Немало за минувшие годы выпало и на долю Кондратюка. И не этим, черпавшим опору в стае, трусливым по одиночке мозглякам было теперь равняться с ним в силе и мужестве. Его мутило от омерзения, когда в конце бурной встречи каждый из них вымаливал жизнь, отнимать которую он вовсе не собирался, здраво полагая, что это может обойтись себе дороже. Возвращаясь в Афганистан, Игорь предупредил ставшего судьей бывшего следователя, и распорядился передать остальным, что в их интересах оберегать от всяких случайностей его мать — тогда он еще не был женат, — иначе каждому придется содержать для своих семей штат охраны, которая все равно их не спасет. Их испугала не столько угроза, сколько уверенность в том, что этот безжалостный «афганец» выполнит ее.

Позже, во время последнего наезда домой, Игорь неожиданно встретил в троллейбусе некогда оболгавшую его в суде и отдавшую на заклание женщину. И хотя она заметно поблекла, а его изменили не только годы, но и форма капитана десантников, носить которую ему предписывалось для камуфляжа, они сразу узнали друг друга. На его лице не дернулся ни один нерв, не дрогнул ни один мускул. Но женщина побелела и упала в обморок. Он двинулся дальше, не обращая внимания на поднявшийся сзади шум всполошившихся пассажиров, дождался первой же остановки и вышел.

Со вторым, принятым Игорем в юности решением, дело обернулось не совсем так, как было задумано. После окончания двух курсов юридического факультета Игорь честно признался сам себе, что избрал не тот путь, что всеми своими стремлениями и помыслами он — в армии. И если потом Кондратюк все же закончил юридический факультет заочно, то лишь потому, что с детства выработал привычку любое дело доводить до конца. Сыграло свою роль и понимание того, что образование никогда не бывает лишним.

Похрапывавший рядом с ним полковник внешне очень напоминал районного военкома, тоже полковника. Потому Игорю и показалось, что он где-то уже видел этого человека. Правда, военком был помоложе и душевно куда более симпатичней.

— Что ж, — сказал он тогда, с любопытством разглядывая необычного посетителя, — вроде, все в порядке. Биография, как у всех, то есть ее пока еще нет. Здоров, как лось. К тому же, мастер спорта по борьбе. Похоже, не глуп. Слушай, а с психикой у тебя как, нормально?

— А почему, собственно, вы об этом спрашиваете? — вскинулся Игорь.

— Потому что не каждый день ко мне приходят студенты, можно считать уже третьего курса юридического факультета, и просятся рядовыми в армию.