Мера любви - Жюльетта Бенцони

Однако, чтобы доставить удовольствие Симоне, она согласилась, чтобы эта женщина осмотрела ее. У Прюденс, так звали повитуху, руки были так же нежны, как и голос. Дабы избавить Катрин от внутренних повреждений, Прюденс воспользовалась бальзамом из спиртовой травяной настойки. Катрин почувствовала заметное облегчение.

– Этот бальзам меня когда-то вылечил, – объяснила повитуха. – Он творит чудеса. Прикладывайте его в течение нескольких дней, и вы поправитесь.

– Вряд ли это возможно! – упрямо возразила Катрин.

– Время все лечит. Приближается Рождество. Это радостный праздник, Бог милосерден, он и вас одарит. Придет день, когда вы забудете о вашей боли или, по крайней мере, она станет для вас далеким печальным событием, тайну которого вы будете хранить.

Катрин действительно быстро поправилась, что отчасти объяснилось ее молодостью и отменным здоровьем. Но лечить душу она не хотела. По мере того как к ней возвращались силы, ей становилось все труднее жить среди людей. Особенно тягостным было для нее присутствие мужчин. Она не могла заставить себя принять Жака де Руссе потому, что он мог видеть ее распростертой, отданной на растерзание подвыпившим солдатам, словно несчастное животное в руки мяснику. Она отправила ему дружеское, полное признательности письмо, но не позволила переступать порог ее комнаты.

В день святой Элуа Симона Морель, вернувшись с мессы, объявила о своем скором отъезде во Фландрию. Она пригласила Катрин поехать вместе и провести Рождество при бургундском дворе.

– Вам будет очень грустно, моя дорогая, оставаться здесь одной, – сказала она. – Смена обстановки будет вам полезна. У вас там много друзей.

Она держала про запас хорошую новость: герцог Филипп приказал освободить короля из Новой башни и доставить его со всеми полагающимися его рангу почестями в Лилль для обсуждения условий его освобождения. Жак де Руссе поведет эскорт, к которому пригласили присоединиться и кормилицу маленького графа Карла. Катрин отказалась. Долгая дорога рядом с Жаком де Руссе и Рене д'Анжу, которые оба желали ее, была бы для нее слишком суровым испытанием…

Однако сразу же после их отъезда Катрин приказала Готье собираться в путь.

Катрин решила отправиться на поиски самозваной Жанны и Арно, устремившегося за этой авантюристкой. На этот раз речь не шла о том, чтобы вернуть себе супруга. Это было уже невозможно после приключившегося с ней несчастья. Все, что она желала, – это увидеть своего мужа в последний раз, разоблачить авантюристку, а затем все рассказать об ужасе, пережитом на мельнице. Тогда, без сомнения, Арно ее убьет. Она погибнет от его сильной руки, которую она так любила. Смерть от руки любимого мужчины будет тихой и светлой.

С тех пор как хозяйка приказала собираться в дорогу, Готье, ничего не говоря, внимательно следил за ней. Он ни с кем не делился своими мыслями.

Внешне его хозяйка не отличалась от прежней Катрин, но каждый раз, как он к ней обращался, у него возникало странное впечатление, что перед ним другая женщина.

Чем дольше они ехали неизвестно куда, тем более росло беспокойство Готье и печаль Беранже, который напрасно силился понять, почему прекрасная госпожа не любила больше ни его самого, ни его песни… Часто, когда поутру они трогались в путь, у юноши были красные глаза. Но Катрин больше никем и ничем не интересовалась…

Через долину Мез они добрались до Нового замка, где Катрин согласилась прервать свое молчание и опросить редких прохожих, слышали ли они что-нибудь о женщине, выдающей себя за Орлеанскую Деву? Знают ли они, где сейчас находится эта женщина?

Но она ничего не узнала. Люди качали головами, смотрели на нее со страхом, словно на безумную, некоторые крестились, все без исключения быстро проходили мимо, иногда пожимая плечами…

В Вокулере люди оказались не такими запуганными, а трактирщик, у которого они остановились на ночлег, чуть было не выставил их за дверь.

– Жанну мы любили, – сурово заметил он, – и не позволим вам осквернять память о ней. Если вы ищете какую-то авантюристку, так надо было ехать не к нам: здесь бы ее уже давно повесили!

Путникам неохотно подали скудный ужин, потому что серебряная монета была удачей в это страшное время, независимо от ее происхождения.

Готье, который от самого Дижона не пытался прервать грустный поток мыслей хозяйки, обращаясь к ней лишь по необходимости, решился нарушить молчание:

– Госпожа Катрин, скажите, пожалуйста, почему вы именно здесь решили искать самозваную Жанну?

– Она должна быть где-то здесь, это естественно, родные края…

– Ничего подобного, ведь трактирщик сказал, что ее бы здесь повесили!

– Он сам не знает, что говорит. Я помню о том, что мне говорил супруг. Его слова отпечатались в моем мозгу.

– Тогда, может быть, вы мне их повторите?

– Конечно. Он сказал: «Я встретил ее, когда отправился за Робертом к Новому замку. Она приехала в Сен-Преве».

– И вы решили, что Сен-Преве и Новый замок находятся рядом?

– Вот именно!

– К сожалению, это не так! Сен-Преве расположен близ Метца, и ваша ошибка происходит от того, что капитан де Монсальви, преследуя какие-то свои цели, не дал вам никаких пояснений. Я думаю, что, если вы хотите разыскать эту женщину, единственный выход – это отправиться в Метц. Я готов спорить, что там мы о ней узнаем больше.

Неоспоримая логика юноши вызвала у хозяйки яростную вспышку гнева.

– Вам бы следовало сказать мне об этом раньше! Почему вы молчали все это время?

– Но вы ни о чем меня не спрашивали. С тех пор как мы покинули Дижон, у этого мальчика и у меня сложилось впечатление, что мы вам в тягость. Еще недавно вы дорожили нами, что вы самоотверженно доказали, принеся себя в жертву. Но боюсь, что испытание было слишком суровым для вас, и теперь вы нас так же ненавидите, как раньше любили.

Впервые что-то шевельнулось в оледеневшем сердце Катрин. Она посмотрела на своих спутников. При желтом свете свечи она заметила на лице Готье грустный упрек, а лицо Беранже выражало беспредельную тоску.

– Что с вами? – прошептала она.

– Это из-за вас. Раньше вы позволяли мне вас охранять, защищать, иногда даже принимать решения за вас. Я был для вас другом. Теперь же мне кажется, что я стал для вас досадным бременем.

– Вы сошли с ума!

Она поднялась, подошла к Беранже, наклонилась к нему, обняла его за плечи, прижавшись щекой к его коротким каштановым волосам, торчащим в разные стороны.

– Простите меня, мальчик мой, – нежно сказала она, – и не верьте тому, что сейчас сказал Готье. Конечно же, я не жалею о том, что спасла вас. Единственное, что помогает мне сохранить рассудок, – это ваши спасенные жизни. Я думаю, что люблю вас еще больше, чем раньше. Только…

– Только вы уже не та!

Расчувствовавшись, Беранже зарыдал на руках Катрин. Готье вскочил, красный от душившего его гнева: