Сага - Тонино Бенаквиста

Жером решил свои денежные проблемы и чувствует себя немного лучше. Интересно, как бы он стал себя вести, если бы у него было четыре миллиона долларов? Он даже хотел избавить нас от Тристана, но Луи выступил категорически против: не может быть и речи, чтобы лишить нас «его поразительно живой памяти», этот парень – настоящая «база ситуативных данных», «кладезь характерных персонажей», «королевская сокровищница перипетий». Пусть это и высокопарно, но заслуженно. Тристан уже не раз находил для нас запасные варианты, а иногда мы сразу идем к нему, чтобы проконсультироваться по поводу конкретного персонажа. Достаточно дать ему несколько деталей, чтобы включить его способности к синтезу. Речь не идет ни о воображении, ни о каком-то творческом процессе. Скорее, Тристан обладает даром сопоставления плюс энциклопедическими знаниями. Короче, мы оставили его с нами и отныне считаем членом команды.

Наша семья недавно увеличилась на два человека. Это Лина – хозяйка «Примы», и Вильям – монтажер. Лина – «охотница за актерами». Она изучает персонажей, придумывает, как они должны выглядеть, и гоняется за незнакомыми лицами, которых так жаждут режиссеры. Поскольку репертуар все время обновляется, на «Сагу» у нее уходит не более десяти минут в неделю. Если она и взялась за эту работу, то не из-за жалких грошей, которые предложил ей Сегюре, а из-за симпатии к братьям Дюрьецам. Мы заходим к ней, когда в сериале появляется новое действующее лицо: я – чтобы поздравить с удачным выбором, Луи – чтобы сказать, что она не слишком перетрудилась.

Этажом выше находится удивительная лаборатория Вильяма. Он занимается монтажом и прочего рода трюками, необходимыми для работы канала. Как одержимый, возится со своим сверхсовременным оборудованием, и другие техники считают его настоящим Гудини видеомонтажа. Как говорит он сам, для него монтаж «Саги» – это отдых.

Все бы шло замечательно, не становись Сегюре с каждым днем все назойливее. По каким-то неясным причинам, связанным с ценами и планированием, он заставляет нас постоянно переделывать целые сцены, чаще всего в последний момент перед съемкой. Этот человек работает не с переключателем каналов, а с калькулятором. Мы не в состоянии понять объективные мотивы его требований. Правда, иногда они не зависят от его желания, как было, к примеру, вчера, когда один актер без предупреждения бросил «Сагу», чтобы сниматься в рекламе, где ему обещали платить за один день работы в двадцать раз больше. Из дирекции пришел факс: «Займите десять минут. Это нужно к завтрашнему утру».

– Десять минут…

– Но уже девять вечера!

– Я уже собирался уходить.

– Как мне это надоело…

– Жером, может, ты возьмешься?

Раздраженный, Жером клянется, что придумает для Сегюре десятиминутный сюжет самый дешевый в мире. И мы, как трусы, оставляем его одного.

Сегодня утром я первым прихожу на работу. Мне любопытно узнать, как Жером выпутался из ситуации. Братья Дюрьецы еще спят. Возле факса лежат две странички.

Мария и Вальтер стоят у открытого окна. На протяжении всей сцены их будут показывать крупным планом со спины. Не различимы ни интерьер комнаты, ни то, что они видят в темноте за окном.

Мария . Как вы любезны, что пригласили меня посетить Нью-Йорк.

Вальтер . Какая мелочь.

Мария (на мгновение оборачивается и бросает взгляд в комнату ). Разве я могла представить, что когда-нибудь проведу ночь в лучшем номере «Уолдорф Астории».

Вальтер . Этот отель не стоит вас, Мария. (Показывает пальцем на небо.) Посмотрите, как это похоже на северное сияние! Вот зрелище, достойное вас.

Мария . Какое великолепие, какие фантастические краски! Можно подумать, что Бог решил показать нам свои гениальные художественные способности (опускает голову на плечо Вальтера).

Вальтер . Вот именно. Словно сам Де Коонинг нарисовал этот небесный свод… До чего же прекрасны эти разводы вокруг Большой Медведицы…

Мария (в замешательстве ). Но… Что это… там, смотрите! Падающая звезда?

Вальтер . Это метеорит, который упадет прямо перед нами! В самом центре Нью-Йорка!

Мария . Он несется на этот небоскреб!

Вальтер . Сейчас он врежется в Эмпайр Стейт…

Мария (в ужасе ). Не-е-е-ет!

Слышен грохот. Ослепленные чудовищной вспышкой, Мария и Вальтер отшатываются, прикрывая руками глаза. Потом снова смотрят в окно.

Вальтер . Огненный шар еще летает над Манхэттеном.

Мария . Уолл-стрит в огне и крови…

Вальтер . Смотрите! Метеорит изменил траекторию «Боинга», и тот пикирует прямо на статую Свободы!

Мария . О-о-о! Он снес с нее голову! Какой кошмар!

Вальтер . Самолет рухнул на город и, падая, сровнял с землей несколько небоскребов. Ужас!

Мария . А вдали все еще видны огни великолепного фейерверка над Кони Айлендом!

Вальтер . Добро пожаловать в Нью-Йорк, Мария! (Целует ее.)

Сегюре разрешил нам менять декорации, даже если «декорации» слишком громко сказано. Теперь мы имеем право на дополнительную комнату, которую можем обставлять по собственному желанию. Иногда это холл отеля (довольно жалкий), иногда кабинет психиатра, школьный класс, окошко в банке, зал ожидания на вокзале, туалет в кинотеатре, задняя комната кафе и так далее. Сегюре заявил, что это «окно в мир» увеличит возможности нашей «художественной виртуальности». Спасибо, патрон. Но пока нам по-прежнему запрещены любые натурные съемки.

Несмотря на заметный прогресс нашей «художественной виртуальности», первые две недели декабря выдались очень сложными. За короткий срок наш энтузиазм несколько поиссяк, и мы перестали заботиться о качестве. Похоже, что при пробуждении мы теряем чувство юмора, а на его возвращение нам требуется несколько часов. Что может быть хуже этого? Матильда объясняет наше состояние общей усталостью, неизбежной при том режиме работы, которого мы придерживаемся вот уже два месяца. Последние дни Жером работает в замедленном темпе и острит все реже. Его брат сохраняет обычную невозмутимость, но в отличие от нас, он не испытывает таких нагрузок. Я не перестаю ворчать на наступившую зиму, которая каждый год вызывает у меня желание застрелиться. Старик пытается обрести «второе дыхание марафонца». Он достаточно снисходительно относится к нашим слабостям и служит единственным связующим звеном между нами и Сегюре. Мы стараемся сдерживать проявления плохого настроения, последствия которого могут оказаться для нас губительными. Чтобы не драматизировать ситуацию и продержаться, пока не закончится временный кризис, мы не упускаем ни одной возможности подшутить друг над другом, используя последние запасы юмора. Впрочем, все знают, в чем кроется истинная причина: нетрудно представить себе отчаяние булочника, который каждое утро печет хлеб, который никто не покупает. Эта чертова «Сага» не заслуживает того, чтобы ради нее надрываться как каторжным.