Рейс на Катар (сборник) - Николай Мамаев

– Что насчет готового материала?

– Роман можно считать практическим завершенным! Еще «Юпитер» и «Герой Мадрида», но вы теперь в общих чертах представляете, какая с ними ситуация. Есть, правда, еще много набросков и черновиков…

– Они восхитительны! Я перечитал их не один раз, – признался Нежин.

– Рукопись повестей? – взволнованно спросил вдруг Нечаев. – Откуда она у вас?

– Нет, что вы! Обычные машинописные страницы. Я взял их у Кириллова для ознакомления.

– Хм, ладно, это уже совсем неважно, – Нечаев заметно приуныл. – Считаю их просто пробой пера.

Тот же официант принес два бокала игристого вина и легкий десерт.

– Предлагаю выпить за сегодняшний вечер и дальнейшее продуктивное сотрудничество, – торжественно произнес Нежин, поднимая бокал.

Звон ударившихся друг о друга хрустальных бокалов на длинных тонких ножках вряд ли был слышен кому-то еще за пределами их небольшого круглого столика. Правда, их жесты привлекли внимание красивой молодой дамы с пышной налакированной прической за столиком по соседству. Дама проводила время в компании трех шумных пожилых джентльменов, которым, казалось, не было до нее никакого дела, по крайней мере, в эти минуты. Но кто знает, какие планы на оставшийся вечер были у этих седовласых господ.

– Попросим счет? – спросил собеседника Нежин.

Тот утвердительно кивнул.

Выудив из кармана кошелек, Нечаев начал рыться в его содержимом. Положение оказалось намного плачевнее, чем он предполагал.

– Позвольте, я заплачу! – будто угадал его мысли Нежин.

– Что вы, не стоит! – стушевался Нечаев. – Боже, какая неловкая ситуация!

Нежин почти с нежностью смотрел в его испуганные, широко раскрытые зеленые глаза.

– Поверьте, меня это вовсе не обременит! Расслабьтесь!

– Я… Я рассчитаюсь с вами завтра же! – взволнованно пролепетал Нечаев.

– Рассчитаетесь со своего первого гонорара от продаж «Лабиринта», – Нежин подмигнул ему и вложил две хрустящие купюры в принесенную официантом коричневую папочку. Они встали из-за стола.

– Мне потребуется три-четыре дня, – Нечаев стоял, заложив руки за спину, – не меньше.

– В таком случае буду ждать вашего звонка. Если не позвоните до пятницы, придется потревожить вас самому, – Нежин нахмурил густые брови. – Сами понимаете, Кириллов ждет от меня новостей.

Они вместе проследовали в сторону деревянных дверей с колокольчиком и у выхода распрощались. Нечаев направился к гардеробу, Нежин шагнул на сырой асфальт продуваемой ветром улицы.

7

Чокнутая старуха испустила дух в понедельник. Об этом извещала телеграмма от жены (оборвавшаяся во время грозы телефонная связь так и не была восстановлена). Похороны, на которые Нежину следовало явиться, чтобы отдать последний долг теще, были назначены на среду. На среду – именно на тот день, в который они с Костей условились вместе встретиться у Кириллова!

Как же он ждал того телефонного звонка! Ждал, забыв совершенно обо всем на свете, постоянно порываясь сорвать телефонную трубку и позвонить первым, набрать пятизначный номер, такой простой для запоминания: три семерки и на конце тридцать семь. Но Нежин проявил завидное упорство и сумел перебороть себя. Он подозревал, что все же это будет выглядеть несолидно с его стороны. Подумать только!

Костя позвонил в пятницу, прервав разом все его мучения. Мягкий приятный голос успокоил Нежина.

«Старуха помирает! И ведь нужно же было этому случиться именно сейчас! Только подумать! – чертыхался про себя Нежин. – Достанет ведь даже из могилы!»

С Юлией Петровной Барановой их отношения не заладились с самого начала, с первого дня замужества ее дочери, когда они втроем, без еще не родившейся Люды, ютились в однокомнатной тесной квартирке в центре города. Тот период своей жизни Нежин не мог вспоминать без дрожи.

Бабка Баранова давно была не в себе. Часто за завтраком впадала в истерику и начинала безудержно сквернословить. Кричала, что пища отравлена и что она, Юлия Петровна, не прикоснется к еде до тех пор, пока на ее глазах «этот детина», который постоянно помышляет о том, как бы отравить тещу, не засунет себе в рот кусок отварной курицы. Затем требовала, чтобы зять тщательно пережевывал кусок, а в знак доказательства, что проглотил, а не спрятал под языком или за щекой, открыл широко рот и продемонстрировал его содержимое. Обнаружить утром в унитазе сетку яблок или грецких орехов было обычным делом: бабка прятала продукты как умела.

Этот кошмар, достойный семейных хроник, продолжался несколько лет, пока наконец не появилась на свет Людка и не было принято решение разъехаться. Бабку переселили на свежий воздух – в просторный пригородный дом с большой террасой, на которой она любила сидеть по утрам и ворчать на прохожих или на изредка проезжающего мимо почтальона. Они же в скором времени переехали в квартиру, которая освободилась после смерти матери Нежина, одинокой замкнутой женщины. С тех пор в этой квартире и жили. Квартиру же старухи заняла одна из ее неблагополучных племянниц.

Несколько раз Нежин пробовал дозвониться до соседей Барановой, чьи номера Тамара предусмотрительно внесла в записную книжку. Разумно предположив, что без связи остался весь поселок, Нежин достал из ящика письменного стола девственно чистый лист бумаги и коротко написал: «Приехать не смогу, очень много работы. Поцелуй от меня Людку и передай ей привет! Мои искренние соболезнования! Скорблю вместе с тобой! Возвращайтесь поскорее». Нежин сложил пополам записку и небрежно всунул ее в конверт.

Нежину не терпелось скорее увидеть Нечаева. Хотелось обменяться с ним хотя бы парой дежурных фраз – мало, катастрофически мало, но в любом случае лучше, чем ничего. «А ведь жизнь, жизнь всего лишь одна, и так скоротечна!» – думал Нежин про себя, порываясь накинуть что-нибудь да выбежать поскорее на отрезвляющий сырой осенний воздух. Куда – не имело совершенно никакого значения. Хотя можно было бы рассматривать «Асторию», тот же столик в конце зала перед окном с алыми портьерами, ту же молодую проститутку за соседним столиком с примечательной прической, те же декорации. Возможно, он бы даже сел не на прежнее место, а напротив окна, на тот самый деревянный стул, чья высокая спинка поддерживала хрупкие плечи Нечаева. И посмотрев в окно из этого положения, смог бы с точностью разгадать, о чем думал Нечаев во время той затянувшейся неловкой паузы.

В любом случае, представься такая возможность еще раз, он бы точно не тратил время на всю эту деловую болтовню. Скучные по сути разговоры, а главное – лицемерные. С людьми такого склада, как Нечаев, вы просто обязаны говорить о творчестве, и ни о чем другом, если не хотите, конечно, совершить умышленное преступление против личности.

Встреча с Кирилловым была назначена на полдень. Нежин предложил юноше встретиться минут за пятнадцать-двадцать до этого у входа в издательство, чтобы провести Нечаева в приемную и самому представить автора директору издательства.

– Понимаете, – пояснил Нечаеву Нежин во время телефонного разговора, – я уверен, что приемную вы найдете без труда: личная территория Кириллова занимает весь третий этаж, на который выводят единственная лестница и оба лифта. Так что потеряться в здании трудновато! Но дело в том, что мне хотелось бы зайти к директору вместе с вами, чтобы не упустить никаких деталей разговора, а наша предварительная встреча исключит возможность разминуться.