Ужас в музее - Говард Филлипс Лавкрафт

— Вам очень повезло, сэр. Вы станете первым. Вы войдете в историю как первый человек, доказавший эффективность уникального изобретения. Огромные социальные последствия… свет моего гения воссияет. Я излучаю свет постоянно, но никто этого не знает. Теперь узнаете вы, наделенный разумом подопытный кролик. Кошки и ослы — да, даже в случае с ослами оно срабатывало…

Незнакомец умолк, его бородатое лицо судорожно задергалось, и почти одновременно он энергично замотал головой. Казалось, будто таким образом он разогнал некое туманное скопление перед глазами, ибо секунду спустя лицо его прояснилось и самые явные признаки безумия скрылись за спокойно-учтивым выражением, в котором лишь слабо сквозило коварство. Я тотчас заметил перемену и поспешно заговорил, пытаясь выяснить, нельзя ли направить мысли своего визави в более безопасное русло:

— Насколько я могу судить, ваш прибор поистине замечателен. Не будете ли вы любезны рассказать, как вам удалось его изобрести?

Мужчина кивнул.

— Простое логическое рассуждение, дорогой сэр. Я учитывал потребности современной эпохи и действовал сообразно с ними. Другие могли бы сделать то же самое, обладай они умом столь же могучим, то есть способным на длительную концентрацию. У меня была убежденность, сила воли — вот и все. Я понял, как никто другой, насколько необходимо очистить землю от людей до возвращения Кетцалькоатля, и понял, что это надо сделать изящно. Любого рода кровавые бойни мне отвратительны, а метод повешения по-варварски груб. Как вам известно, в прошлом году Законодательное собрание Нью-Йорка проголосовало за введение казни электрическим током для осужденных — но все аппараты, которые они рассматривают, столь же примитивны, как «Ракета»[17] Стефенсона или первый электродвигатель Девенпорта.[18] Мой способ гораздо лучше, о чем я и сказал им, но они проигнорировали меня. Боже, вот дураки-то! Как будто я не знаю всего, что только можно знать о людях, смерти и электричестве, — я, ученый, мужчина и юноша… технолог и инженер — солдат удачи…

Он откинулся назад и сузил глаза.

— Двадцать с лишним лет назад я служил в армии Максимилиана.[19] Мне собирались даровать дворянский титул, но тут эти чертовы латиносы убили его, и мне пришлось уехать домой. Позднее я вернулся туда — я постоянно езжу туда-сюда, туда-сюда. А живу я в Рочестере, штат Нью-Йорк…

Глаза у него вдруг стали очень хитрыми, и он подался вперед, легко коснувшись моего колена на удивление изящной рукой.

— Я вернулся, говорю вам, и зашел гораздо дальше, чем любой из них. Я ненавижу латиносов, но люблю мексиканцев. По-вашему, парадокс? Послушайте, молодой человек, вы же не считаете Мексику испанской страной, правда? Господи, если бы вы только знали племена, известные мне! В горах… далеко в горах… Анауак…[20] Теночтитлан…[21] Древнейшие боги…

Он перешел на напевный и довольно мелодичный речитатив с подвыванием:

— Йа! Уицилопочтли!..[22] Науатлакатль![23] Семь, семь, семь… Шочимилька, чальча, тепанеки, акольхуа, тлауика, тлашкальтеки,[24] ацтеки!.. Йа! Йа! Я был в Семи Пещерах Чикомоцтока,[25] но никто никогда этого не узнает! Я говорю вам потому лишь, что вы уже никому ничего не расскажете…

Он понизил голос и продолжил обычным тоном:

— Вы бы премного удивились, узнав, о чем толкуют в горах. Уицилопочтли возвращается… в этом уже нет никаких сомнений. Любой пеон к югу от Мехико скажет вам это. Но я не собирался ничего предпринимать в этой связи. Я возвращался домой, снова и снова, и уже приготовился осчастливить общество своим электрическим палачом, когда чертовы законодатели в Олбани проголосовали за другой способ. Смеху подобно, сэр, просто смеху подобно! Дедушкино кресло… посиделки у камина… Готорн…[26]

Мужчина захихикал, видом своим являя отвратительную пародию на добродушие.

— Знаете, сэр, мне хотелось бы стать первым, кто сядет в их поганое кресло и даст пропустить через свое тело слабенький ток от дрянного аккумулятора! Да от него даже лягушка не дрыгнет лапкой! А они собираются казнить на нем убийц… вот заслуженная награда… за все! Но потом, молодой человек, я понял, сколь бесполезно, сколь бессмысленно и нелогично уничтожать одних только осужденных. Все люди — убийцы… они убивают идеи, крадут изобретения… украли мое, благодаря непрестанной слежке, слежке, слежке…

Он задохнулся и умолк, а я заговорил успокоительным тоном:

— Уверен, ваше изобретение гораздо лучше, и наверняка именно оно и будет использоваться в конечном счете.

Очевидно, я проявил недостаточно такта, ибо в голосе незнакомца вновь послышалось раздражение.

— Ах, вы уверены? Стандартная вежливая формула! Да на самом деле вам плевать! Но скоро вы узнаете! Черт побери, да ведь все хорошее, что есть в дурацком электрическом стуле, украдено у меня! Дух Нецауальпилли[27] сказал мне это на священной горе. Они следили за мной, следили, следили…