Древние чары и Синдбад - Шахразада

Синдбад застонал от наслаждения и упал на ее грудь.

Наступило утро. Синдбад открыл глаза в тот миг, когда бесцеремонные солнечные лучи добрались до ложа.

– Вправду, нет ничего прекраснее мига, когда ты из возлюбленного становишься супругом… – пробормотал он и взглянул на спящую жену.

Лицо Амали было безмятежно спокойно. Казалось, она улыбается сквозь сон – так умеют улыбаться дети, когда их сновидения полны ничем не омраченного счастья.

– Моя звезда… Моя греза… – прошептал Синдбад и нежно поцеловал жену в губы.

Он надеялся, что сейчас распахнутся огромные глаза и новая волна счастья обладания поглотит их. Но, увы, его молодая жена спала. Она едва слышно вздохнула и чуть заметно пошевелилась, удобнее устраиваясь на локте Синдбада.

«Бедняга, – подумал юноша. – Она такая ранимая, нежная. А я всю ночь…»

Теплые объятия, жаркие слова, сплетение тел в свете одного-единственного светильника. Все это промелькнуло перед мысленным взором Синдбада. О, как бы он желал еще раз окунуться в удивительную сказку первого узнавания! Ибо узнавать любимого человека можно всю жизнь и каждый раз находить в нем все новые, еще более привлекательные черты.

Но, увы, непросто разбудить жар в спящем человеке. Быть может, Синдбад, движимый страстью, и попытался бы это сделать, но совесть встала на пути его желаний.

«Да я ей и глаз сомкнуть не дал!.. Солнце уже взошло, когда уснул я сам… Пусть спит, хоть до завтрашнего утра! Немало найдется у меня дел, чтобы превратить эти полупустые комнаты в уютный дом для такой необыкновенной девушки, как моя Амаль».

И, верный своему решению, Синдбад погрузился в домашние хлопоты – благо все дела в кузне Дахнаш взял на себя.

«Но всего на неделю! – грозно хмурил брови ифрит. – Ты слышишь, зять мой?! Всего на неделю!»

Наступил полдень – Амаль спала. Не было слышно ее дыхания, грудь вздымалась редко, но лицо ее было спокойным и умиротворенным. Синдбад пару раз подходил к ложу, один раз даже решившись потревожить покой любимой. От поцелуя Амаль не проснулась, но повернулась так, будто хотела взглянуть в лицо мужа. Хотя, возможно, Синдбаду сие лишь показалось, ибо оковы сна были необыкновенно крепки и разжиматься не собирались.

Не проснулась Амаль ни на закате, ни в полночь, ни на рассвете. Сон ее был все так же крепок, а дыхание все так же едва слышно.

И тут Синдбад перепугался: его прекрасная, огненная, живая Амаль все более походила на прозрачно-печальную мраморную статую, каких он немало повидал на родине в соборах и церквях.

– О нет, – прошептал юноша. – Не для того я покинул свой разрушенный дом, не для того исколесил и исходил полмира, чтобы любоваться тем, как превращается в камень лучшая из дочерей человеческих!

Помня, что на решение всех домашних дел (Аллах всесильный, какое счастье!) у него осталось дней пять, Синдбад отправился к имаму, тому самому, кто сочетал его с Амалью брачными узами.

Имам поморщился, увидев не пороге «неверного», хотя знал, что юноша, пусть и родился в далеком и холодном Альбионе, был приверженцем Аллаха всесильного и всевидящего и не пропускал ни одной молитвы. Лишь когда в кузне дела требовали его неустанного наблюдения, Синдбад вынужден был отложить священный для каждого правоверного ритуал, однако затем истово возносил Аллаху всесильному самые горячие и искренние слова.

Но в глазах «мудрого», пусть и непроходимо тупого и фанатичного старика Синдбад оставался и неверным, и слугой самого Иблиса Проклятого.

Синдбад начал рассказ о своих неприятностях, но имам не захотел слушать.

– Иди домой, – гадливо морщась, проговорил старик. – Сию же минуту я обращусь к покровителю всех правоверных, и не успеешь ты ступить на порог дома, как все твои беды закончатся.

– Воистину, тогда моя садака[3]станет самой большой, какую ты видел в своей долгой и полной мудрости жизни!

Домой Синдбад бежал так быстро, как только мог. Если бы ему было дано умение летать, он бы пролетел добрую дюжину кварталов. Увы, обещание имама так и осталось пустыми унылыми словесами. Ибо дома было тихо: неслышно спала Амаль, и некому было подать усталому супругу даже чашу воды.

– Что ж, бессильный старикашка. И это все, что ты можешь… Так тому и быть!

И Синдбад сам решил вознести пылкие слова молитвы повелителю всех правоверных. Должно быть, это была самая горячая молитва из всех, какие долетали до ушей Аллаха всесильного. Однако не помогла и она – и Синдбад провел ночь рядом с теплым и любимым, но совершенно неподвижным телом жены. Ни поцелуи, ни ласки так и не смогли пробудить уснувшую красавицу.

Следующее утро Синдбад начал с поиска искуснейшего из лекарей, который знает все о сне человеческом. Такой мудрец, конечно, нашелся. После рассказа Синдбада лекарь задумался, но тоже не торопился собираться в дорогу.

– Отчего ты столь неподвижен, о уважаемый? Отчего не собираешь полную корзину снадобий, дабы поспешить к порогу моей захворавшей супруги?

– Тому есть много причин, юноша, – неторопливо ответил лекарь. Он подал Синдбаду пиалу, полную горячего чая, и указал на место напротив себя. – Во-первых, потому, что твоя супруга вовсе не хворает. Да, среди тех, кто тяжко болеет, встречаются такие, кто несколько дней, а иногда и недель пребывает на зыбкой грани между смертью и жизнью. Это состояние, конечно, не болезнь – скорее сие есть способ защититься от хвори, обмануть ее…

– Сказки варварских племен говорят, что надо выпить мертвой воды, дабы хворь подумала, что смерть ее опередила.

– Мудро… В сказках иногда достает и мудрости, и здравых наблюдений за миром вокруг нас. А что еще говорят эти сказки?

– Что потом надо выпить живой воды и восстать молодым и полным сил, – хмуро ответил Синдбад. Весь этот разговор казался ему пустой тратой времени, юноша стал бояться, что еще минута-другая – и его прекрасная, подобная богиням жена умрет, так и не покинув объятий Морфея.

– Что ж, и сие наблюдение не лишено смысла. Однако, боюсь, мало подходит тебе – ибо нет у нас ни мертвой, ни живой воды.

– Но что же делать, мудрейший? Мне говорили, что ты знаешь о сне все, что лучше тебя никто не составит снадобья, погружающего в крепкий и здоровый сон!

– Это чистая правда, мальчик! Лучше меня сие никто сделать не сможет! Но я никогда еще не сталкивался с тем, что человека надо пробудить – куда чаще я сталкиваюсь с жалобами на то, что мои хворые не могут уснуть…

Синдбад тяжело вздохнул – надежды на легкий исход таяли.

– Увы, друг мой, вряд ли я тебе помогу. Попробуй смочить ей уста крепким кофе, самым крепким, какой только сможешь купить и сварить.