Другое завтра. Хроники Семи городов - Кали Эн

Разбивающиеся капли об пол, отмеряли время словно метроном. Тишина била в гонг, нарастая с каждой минутой.

Послышались шаги. Дверь открылась и показала фигуру Элены.

– Итак, пришло время провести нам конструктивный диалог, – присев на корточки около меня, произнесла она.

– Не с кем поговорить? Вокруг одни тупоголовые? – бросив взгляд на её бугаев, которых было двое, спросила я.

– А язык у тебя острый. Укоротить бы его.

– Зато у кого-то ум тупой.

– Ох уж эти дети, всё им всегда не так, – беззаботно произнесла она, затем продолжила. – Но ладно, не об этом речь. Скажи-ка мне лучше, где твой отец хранит ценные бумаги?

Мой смех буквально взорвал пространство.

– Про ум я была права. Неужели ты думаешь, что я расскажу тебе?

– А ты попробуй, может, получится.

У меня была истерика от всей этой комичности ситуации. Похитить нас, чтобы заполучить ценную информацию. Как в тех детективах, что я читала в нашей библиотеке. Интересно, они выкуп уже запросили?

– Я не знаю, а даже если бы и знала, то не сказала бы.

Я правда не знала. Я уже говорила, что мой отец очень серьёзно относится к своей службе. И эти бумаги, думаю, не видела даже Сицилия. Не знаю, о каких бумагах идёт речь. Но в этом, я точно уверена.

– Интересно. Значит, ты такая бесстрашная и ничего не боишься, так? И даже не спросишь, что случилось с теми людьми?

– И что с ними случилось?

– Пошли на пропитание.

– Вы занимаетесь каннибализмом? – попыталась сказать уверенно, но голос всё равно дрогнул в конце.

Теперь пространство разорвал её смех.

– Нет. Они были для зоргов.

Эти слова буквально повисли в воздухе, так и не собираясь дойти до нас.

– В каком смысле?

– В прямом, деточка.

– Я не понимаю…

– Всё намного проще, чем кажется на первый взгляд, – воодушевленно начала она, будто собирается открыть тайну вселенной. – Мы кормим их, а взамен они не трогают нас. Мы можем спокойно передвигаться по городу и брать то, что нам нужно. Хорошая сделка, не так ли?

Сейчас мой мир разлетелся на миллион атомов. То, что я услышала, ни только не могло уложиться в голову, а даже посетить её.

– Вы с ними общаетесь?

– Милая моя, ты наверно знаешь, что они довольно разумные существа.

– Но они не социальны и не передвигаются группами.

– Молодые да, а вот постарше, успели очень хорошо эволюционировать. Они, конечно, не мы, но с некоторыми договориться можно.

– Вы разговаривали с ними?

– Мы лишь доставляем им вас, а после убираем останки. Куда, вы уже видели.

– Вы ненормальные, больные ублюдки, – презирая, буквально выплюнула я.

– А вы? Сидите в своих городишках как последние крысы и боитесь свой нос показать. Когда пропадает кто-то из городских, вы даже не стараетесь его искать. Да что там городских, даже из военных. Потому что он не занимает какой-нибудь важный пост, да? И что ему не посчастливилось быть отпрыском генерала? Мы для вас всего лишь расходный материал. Вы печётесь только о своих задницах. А мы для вас обуза, ненужный мусор, который ест вашу еду и пьёт вашу воду. Скажешь не так? – буквально тирадой проговорила она.

Заглянув в её глаза, я никогда ещё не видела столько ярости. Она буквально сжигала всё живое, что имело наглость дышать.

– Я не понимаю…

– Не смей врать, всё ты понимаешь, – выделяя каждое слово, она приблизилась к моему лицу.

Контакт глаза в глаза продолжался, и за это время мне показалось, что мы ведём какую-то невидимую борьбу. Только кто в ней выигрывает, неизвестно. В следующее мгновение она резко встала и молча вышла из помещения. Дверь закрылась, и мы остались во мраке и в глухой тишине наедине со своими мыслями.

Только сейчас поняла, что за всё это время Кевин не проронил ни слова. Он сидел, склонив голову вниз и что-то нашёптывал себе под нос.

– Кевин?

В ответ тишина.

– Кевин? Ты меня слышишь?

Он повернул голову в мою сторону и также продолжал молчать.

Поняв, что сейчас он не в состоянии говорить, да и я, если честно тоже, откинула голову назад и закрыла глаза.

Ответы на наши вопросы были куда ужаснее, чем мы могли себе представить. Похищать людей, и использовать их как билет в свободный мир, даже для моей бурной фантазии слишком. Теперь, когда неизвестность ушла, а на её место пришло осознание, что с нами будет, страх стал лишь сильнее сковывать грудную клетку. Вот она ирония, я всегда боялась этих тварей, а как оказалось, бояться надо было людей.

Прошло, наверно, где-то около трёх часов, прежде чем снова послышались шаги в коридоре. Дверь открылась, и к нам завели нового заложника.

– Кейтлин?

– Ева, Кевин? – бегая глазами от него ко мне, спросила она.

– Ты как оказалась тут?

– Я не знаю. Мы искали вас, но я оторвалась от группы и потерялась. Долго бродила и не могла понять, в какую сторону идти, а потом кто-то ударил меня по голове и дальше темнота... Очнулась, когда меня уже куда-то тащили.

– Ты видела местность? Знаешь, где именно мы находимся? – оживился Кевин.

– Нет, на моей голове был мешок.

– Дерьмо, – выругалась я.

– Они что-нибудь сказали тебе? – продолжил допрос он.

– Нет. Только то, что моя жизнь зависит от одного человека.

Не надо далеко ходить, чтобы понять, что речь обо мне.

– Этот человек я.

– В смысле? Ева, я не понимаю, – присев на колени, спросила она.

– Им нужны какие-то бумаги, которые находятся у моего отца. И теперь пытаются узнать, где он их хранит.

– А ты знаешь?

– Нет. Отец никому не доверяет такую информацию.

Кейтлин потупила взгляд и о чём-то задумалась.

– Эй, всё будет хорошо, слышишь? Надо только придумать новый план, как отсюда выбраться.

– А вы уже пытались?

– Да, но, как видишь, неудачно, – горько усмехнулся Кевин.

– Как там сейчас в академии?

– Как только вы пропали, твой отец поднял все поисковые группы. Даже командир нашего отряда вызвался самолично возглавлять их.

– Ого, не знал, что командир так проникся нами, – проговорил Кевин.

Кажется, что после нашего с ним разговора, когда я бежала сломя голову с той крыши, прошла целая вечность. Те переживания кажутся для меня такими мелочными по сравнению с тем, что происходит сейчас. Теперь мне смешно даже от того, как я отреагировала тогда. Конечно, зачем взрослому мужчине такая зелёная, как я. Что я могу ему дать? Кроме своих перезрелых подростковых истерик и необдуманных выходок. Значит, он тогда прав был, между нами и правда ничего не может быть кроме службы.