Попытки любви в быту и на природе - Анатолий Тосс

«Ты уверена?» — спросил я, чтобы выиграть время.

«А то, — подтвердила ты. — А в чем, собственно, дело? Чего-то я ничего не понимаю».

«Блин, — вырвалось из меня не свойственное мне вообще-то слово. — А потом снова, но уже другое, хоть и созвучное. — Похоже, тебя, Жека, обокрали. Да еще по-крупному».

«Как обокрали? Кто? Ты же дома был? Ты что, не задержал вора? Проспал, что ли?»

«Да я не знал, — стал оправдываться я. Но по всему получалось, что оправдываться было поздно. — Кто ж мог подумать?! — кричал я в трубку, брызжа слюной, коверкая слова, запинаясь, перебивая одной своей фразой другую. — Я был уверен, что это твой отец. Я думал, это он от меня ценное изолирует. Подумал, что он во мне дрессировщика испугался. А оказалось, что домушник! И получается, я вообще мог его не стесняться и попросить мою одежду из другой комнаты принести».

«Какого в тебе дрессировщика? — не поняла Жека. — Там еще дрессировщик в тебе был? Ты что, как только я ушла, дрессировщика в квартиру пустил? Тебе меня одной мало оказалось? Вот почему ты от меня ночью в другую комнату уходишь».

«Да я сам дрессировщик! Диких зверей! Я так твоему отцу насвистел. Вернее, домушнику», — признался я.

«Откуда у нас дикие звери? — не унималась с расспросами Жека. — У нас только собачка Дуся имеется, которую я в „Горку“ приносила (Читай „Почти замужняя женщина к середине ночи“). Но она не дикая. Да и зверь она не больше, чем некоторые из твоих друзей».

— Это она про кого? — поинтересовался Инфант. — Я ведь всех твоих друзей знаю.

Но я ему не ответил, потому что был занят рассказом.

— А потом я молил Жеку простить меня, брал всю вину на себя, обещал возместить. Хоть не полностью, ну хоть частично. Откуда у меня средств на полностью?

«Что там у вас в шкафчиках упрятано? — выбивал я сведения у Жеки. — На какую сумму? Может, я смогу накопить лет за семь и отдать по частям».

«Ну как же, — отвечала она мне обеспокоенно, — фамильные драгоценности. Бабушка у меня по материнской линии графиней Эстер была».

А я в ответ…

— Слышали бы вы его… — встряла, наконец, Жека, покатываясь в спазмах хохота по Инфантову дивану. — Я ему говорю: «Какой отец, чей? Мой с Самаре. Ты зачем жулика прохлопал. Да еще пособничал, получается». А он мне в ответ… — И она перестала говорить, потому что не могла больше.

Лишь потом, когда отдышалась, продолжила:

— А знаешь, что папка про тебя рассказывал? Говорит, такого кретина давно не встречал, тем более у себя в доме. Тем более в своей кровати. Кто еще, говорит, себя дрессировщиком назовет? Он мне все пересказал, папка. Ты много чего ему наболтал, не только про уссурийскую Дусю, но и про бурых медведей, про повадки их. Про то, какие они коварные звери, да еще про твой дрессировочный к ним подход. Мол, ты для них должен сам медведем прикинуться. Мол, они верят, что короткошерстные медведи в природе существуют. Вот ты и…

Тут Жека снова тормознула с рассказом и снова сбилась на серию спазмов.

— А потом про кроликов начал всерьез интересоваться, — продолжила она, когда у нее стало получаться. — Сказал, что подумываешь на кроликов перейти. Тоже ведь дикие звери, а дрессура с ними безопаснее, да и жрут они меньше. Бросил им морковки, и достаточно…

Нам опять пришлось подождать, пока она начнет дышать равномерно.

— «Как ты, — говорил мне папка, — с таким кретином можешь? Ведь полный идиот. Он чего — всегда себя за дрессировщика выдает?» Я папку заверила, мол, не всегда. Мол, за кого он себя только не выдает. А папка мне в ответ: «У него чего, сильное раздвоение личности?» А потом: «Ну почему тебя на таких тянет? Ведь сколько хороших ребят вокруг».

И Жека снова загнулась в хохоте.

— Это точно, — согласился с ней Инфант. А я не согласился.

— Почему идиот? — обратился я за разъяснением к собранию.

— Идиот, идиот… — снова воспользовался возможностью Инфант, мелко подхихикивая самому себе.

— Да ладно, старикашка, — намного великодушнее отозвался Б.Бородов. — С кем не бывает? Выступил ты, конечно, слабовато, ситуацию не прорюхал, как следовало бы. Но зато рассмешил всех. Вон на Жеку посмотри.

И мы все посмотрели и тоже принялись смеяться. Потому что невозможно было смотреть на нее и не смеяться. Заразительная она была девушка. Впрочем, почему была? Сейчас она тоже заразительная.

А когда досмеялись до предела и затихли и вино в бутылках полностью оказалось исчерпанным, тогда понятно стало, что пора покидать Инфанта. Хотя он один оставаться не любил, скучно и боязно ему было одному, вот он и искал постоянно компанию. Но на сегодняшнюю ночь компании ему не нашлась. Как и на многие другие темные ночи.

— Не забудьте, — напомнил я на прощание, — завтра получите от меня тексты диалогов. А послезавтра встреча в Сокольниках. Генеральная репетиция изнасилования назначается ровно на шесть. Прошу соблюдать дисциплину и не опаздывать.

— Как про такое позабыть? Как опоздать на собственное изнасилование? Невозможно такое, — согласилась Жека, и мы вышли на улицу.

— Жека, — обратился я к ней, — скажи честно, почему Самара? Почему именно Самару ты выбрала, чтобы именно в нее твой папка за кроликами уехал? Почему не Сызрань, или Ставрополь, или Соловки на крайний случай? Ведь много городов на «с» в стране находится.

— Да шутила я тогда, — прояснила ситуацию Жека.

— Это я давно уже догадался. Но одного не пойму: почему «Самара». Случайно на язык она попала или имеется в ней какой-нибудь умысел?

— Дотошный ты, — пожаловалась на меня девушка. — Все тебе понять, во всем разобраться, докопаться до корней. Да потому что не живут кролики в Самаре. Не знаю почему — то ли им атмосфера тамошняя не подходит, то ли меридиан для них не тот, то ли их архитектура города не устраивает. Но Самару кролики избегают и сразу там дохнут, такой своеобразный знак протеста. В сорока километрах от Самары они уже приживаются более-менее нормально, а вот в самом городе — ни в какую. Интересная, кстати, научная загадка, многие известные ученые уже давно бьются — не могут разгадать.

Она все продолжала говорить, а мы с Илюхой шли и думали: как же все-таки повезло нам с ней, с Жекой. Редко повезло, чтобы человек в нас так предельно вмастил и отозвался в нас гармонией. Потому как она была просто-напросто нашим… даже не повторением, а добавлением… почти что зеркальным. Не внешним, конечно, но внутренним, душевным. Да и не только она добавляла нас, но и улучшала во всем. Как те примерочные зеркала в дорогих бутиках. Они и стройнее тебя делают, и одежда, если через них посмотреть, сидит куда как приталинней.

— Молодец ты, Жека, — сказал ей Б.Бородов на прощание.

Она взглянула на него вопросительно, думала, может, он пояснит. Но он не пояснял.

— Давай спи крепко, — сказал я ей. — Завтра встретимся, текст передам.