Тимур и его команда и вампиры - Татьяна Королева

Гейко и Тимур придвинулись другу к другу, их пробирал озноб, глаза у Коли округлились от ужаса, он уронил недокуренную папиросу в воду, облизнул губы:

— Всю-всю выкачали?

— Да погоди, Коля! Пусть по порядку рассказывает…

— Щас. Тер бы жиган со мной, кабы всю выкачали. За день до облавы он по случаю спер в одной фатерке серебряные ложки, а продать не успел. Держал при себе, в кармане. Посмотрел на такое дело, повертелся так и эдак, высвободил руку с-под ремней. Да и хватил ложкой доктора — какой ближе стоял. Тот прямо на пол грохнулся и сразу весь скукожился, потом рассыпался в пепел…

— А жиган?

— Жиган дал оттуда деру, пока суета стояла. Чего ему ждать? Погулял еще два — много три года на вольной воле. Потом, уже на пересылке, урки ему рассказали, что в том институте окопалась страшная секта упырей, называлась «богдановцы»…[18]

— Цыган, как узнать кто упырь — а кто нет?

— Проще простого. Сам я живых вурдалаков близко не видал, но сведущие люди рассказывали так: упырь питается одной кровью. Потому он весь бледный, не ест, воды не пьет и никогда не бреется. Ему без надобности, — рассказчик так увлекся, что сам побледнел, и даже черты лица у него заострились. — В зеркалах упыри не отражаются, солнце для них хуже огня, кожа у них всегда холодная как лед. Потому днем они спят, а если выходят — то прячутся в тени. Еще крапивы, полыни или чеснока вусмерть боятся. Видят они в темноте как днем, глаза в потемках аж светятся красным. Зубы у них тоже особенные — белые, острые, резцы торчат как у диких зверей! Хвать, — Цыган очень убедительно и громко щелкнул зубами, — и вопьются своими волчьими клыками гражданину в шею и сосут с него кровушку, всю до последней капли…

— Про упырей, Тимка, ты зря сомневаешься. Их полно, — вставил Гейко. — Отцу один знакомый комкор рассказывал, мол, в НКВД заседает целый секретный отдел, ловят упырей, призраков, чертей и всяких сектантов. Стали бы отдел держать, если бы не было?

Овчарка прижалась к ногам Тимура и жалобно поскуливала — как будто испугалась истории про упырей не меньше мальчишек. Он потрепал глупую псину по загривку — никаких упырей нет и быть не может!

Стало совсем темно, на небе появились первые робкие звездочки. Лягушки залились тревожными трелями, а сумеречные полчища комаров устремились к редким фонарям. Воздух пропитался влагой, запахи стали яркими и резкими — потянуло болотной тиной и близкой бедой.

Тимур поежился — он привык подтрунивать над любителями страшных историй. Но сегодня ему самому было беспокойно и тревожно.

Кто же он — человек с непривычным французским именем Арман, представившийся его дядей? Тимур никогда не видел, как «родственник» ест или пьет. Едва появившись на даче, таинственный гость закрыл зеркальный трельяж, запер все ставни и плотно задернул шторы на окнах. Он редко выходил днем и никогда не зажигал света. Среди множества дорогих безделушек, окружавших его, не нашлось места самой обыкновенной бритве. Чтобы обрить голову цыганенка, пришлось гонять Гейку за бритвой старшего брата. Но самое главное — стоило Тимуру хоть на миг подумать о дяде, как там, куда Арман однажды положил руку, прямо в плечо, глубоко под кожу впивались сотни, тысячи ледяных иголок, сердце ухало в безнадежную пустоту и надеялось замереть там навсегда.

Так не могло больше продолжаться! Надо скорее избавиться от глупых страхов и подозрений.

— Идемте, профессор наверняка ушел на дежурство. Времени у нас в обрез — согласно плану нам еще надо успеть намылить шею банде Квакина… — Тимур махнул рукой в сторону поселка. — Нам пора!

Арман сам выбрал время решающей битвы.

Смертные ошибаются, когда считают полночь роковым часом. Настоящее царство зла наступает в сумерках. Когда умирает последний солнечный луч, а луна еще слишком бледна и слаба, темные силы властвуют безраздельно.

Цвет битвы он тоже выбрал заранее — черный, и никакой другой. Переоделся в черный костюм и рубашку, повязал шейный платок бордовый в черную крапинку. Узел получился идеальным — значит, он собран и спокоен. Арман понюхал бутон темно-алой розы, который срезал по дороге в запущенном саду у развалин, и продел в петличку.

Мотоцикл, доставшийся ему от совспеца Гореева вкупе с прочим имуществом, как раз успели надраить до идеального блеска. Он бросил мятую пятерку кому-то из новообращенных приспешников. Помнить их поименно было слишком обременительно. Прикрепил к сиденью бумажный сверток со шпагой.

В глубине заброшенного сада ухнула сова:

— Уже! — Он завел мотор и покатил по пыльной улочке.

Колокольников жил близко — мотоцикл не успел ни разогнаться, ни запылиться. Арман остановился у калитки и наблюдал, как почтенный джентльмен сосредоточенно возится на грядках. Его панама съехал на лоб, толстая цепочка от часов пересекала шелковый жилет и бренчала при каждом движении, а чесучовый костюм измялся. Старик вполголоса напевал себе под нос:

Я третью ночь не сплю. Мне чудится все то же

Движенье тайное в угрюмой тишине.

Винтовка руку жжет. Тревога сердце гложет,

Как двадцать лет назад ночами на войне.

Но если и сейчас я встречуся с тобою,

Наемных армий вражеский солдат,

То я, седой старик, готовый встану к бою,

Спокоен и суров, как двадцать лет назад.[19]

Арман с удивлением прислушался, попытался опознать музыкальный отрывок:

— Что-то из нового?

Джентльмен разогнулся, тяжело опираясь на суковатую палку, солидно кивнул:

— Да. Только представьте, они написали оперу из жизни Красной гвардии! Не удивлюсь, если скоро услышу ораторию про подвиги вагоновожатого трамвайного депо…

— Весьма впечатляет! — Арман сохранил подобающую серьезность. — Не подскажете ли, любезный, где мне найти владельца этого дома?

— Владелец этого дома — Совохранкультура, а проживаю в нем я, — старик вытащил из кармана круглые очки, приценился к Арману через стекла, удовлетворенно кивнул. — Ага, вспомнил… Вы живете на даче Гореевых. Надо полагать, приходитесь родней мальчику? Или просто приятельствуете с товарищем Гореевым?