Мне так хорошо здесь без тебя - Кортни Маум

Последний паром в этот день уже ушел, все приличные гостиницы были забиты в связи с праздникам, так что ночевал я в дешевом мотеле на автостраде, ведущей в Сен-Мало.

Первым делом мне хотелось почистить зубы. Чистка зубов была для меня чем-то вроде ритуального омовения, акта перорального поклонения богам. Но, открыв свой несессер, я обнаружил, что забыл пасту. Точнее, она осталась в сумке у Анны.

Это неприятное открытие меня добило. С нечищеными зубами я уж точно не смогу расхлебать заваренную мной кашу. Все было настолько серьезно, что я пошел к ночному портье и убедил шокированного бедолагу выдавить немного пасты из его собственного тюбика на мою щетку.

Когда наступает момент величайшего отчаяния, когда сбываются самые худшие страхи, на какое-то время человека охватывает защитное поле недоверия, ограждая его от суровой действительности. Я сидел на продавленном матрасе, уставившись в брошюрки с рекламой платных телеканалов, и не мог поверить в реальность происходящего. Если бы я оставил письма у Жюльена, как планировал, я не забыл бы их в сумке. Это невозможно, немыслимо, Анна не могла их прочесть. Это разбило бы ей сердце. Это бы ее просто убило. Это разрушило бы всю нашу жизнь.

Но вот оно, доказательство того, что ужасное случилось, – у меня в сумке, скомканные письма. В первый день семейного отпуска я сижу один в клоповнике стоимостью пятьдесят пять евро за ночь и чувствую во рту вкус чужого «Аквафреша». И все же. Все же, несмотря на неопровержимые доказательства, я отказывался верить в возможность того, что мы с Анной больше не будем вместе.

Понимаю, что так не положено, однако в ту ночь я даже смог заснуть. Во сне мы с Анной смотрели соревнования по фигурному катанию. Мы сидели в гостиничном номере, но не в том, в котором я находился на самом деле. Просто какая-то гостиница неизвестно где. Была уже ночь, мы собирались пойти поужинать, но Анна увидела фигурное катание и прилипла к телевизору. Она положила голову мне на плечо и призналась, что всегда мечтала порхать по льду в таком костюме, и чтобы перышки на юбке красиво взлетали, когда кружишься. А я сказал, что в юности занимался фигурным катанием – на самом деле это не так, однако во сне было истинной правдой. Анна провела пальчиком по моей груди и предложила заказать ужин в номер. А потом зазвонил будильник на телефоне, и я проснулся в одиночестве, и все несчастья стали реальными.

Если бы я ехал в Лондон из Парижа, я бы сел на поезд через Евротоннель и спустя два часа был бы на месте. Но из Сен-Мало добираться приходилось на пароме, который шел шесть часов – шесть часов! – до города Пул. От Пула было два часа езды до дома моих родителей в Хэмел-Хэмпстеде. Я еще не решил, хорошо это или плохо, но времени на принятие решения у меня была масса.

Надежно устроив «Пежо» и «Синего медведя» в недрах парома, я поднялся в пассажирский атриум, где среди стеклянных витрин магазинов беспошлинной торговли стояли сине-лиловые кресла. Можно было сидеть и наблюдать, как англичане транжирят деньги на банки с фуа-гра.

Я выбрал малоприглядное место под вентиляцией, уповая, что никто не будет претендовать на два свободных кресла рядом, но мои надежды разбил круглощекий и румяный субъект в фетровой шляпе. Он был одет в оранжевый плащ и защитного цвета штаны с объемистыми карманами, зачем-то расположенными в не самом удобном месте – на уровне щиколоток. От него исходила восторженная энергия человека, отправившегося в экспедицию, и, как только он сделал всемирно понятный жест «тут не занято?», я понял, что он непременно захочет поболтать.

– Ну что, куда направляетесь? – спросил мой сосед, доставая из сумки такую внушительную кипу газет, что можно было заподозрить его в ограблении типографии.

– Ну, очевидно, в Пул…

– «Очевидно, в Пул»! – Он расхохотался и хлопнул меня по плечу. – А потом?

– Потом в Хэмел-Хэмпстед. Я оттуда родом.

– Да вы что! – воскликнул он и чуть не ударил меня еще раз. – А я сам из Грейт-Гаддесдена!

– Серьезно? – Я был искренне удивлен. – В отпуск ездили?

– Нет. Я работаю в «Ксерокс». Делал большую презентацию в Ренне.

– И как прошло?

– Они только что купили модель «Колор Доку Тек»-шестьдесят. Самый скоростной полноцветный лазерный принтер на рынке.

– Серьезно?

– Конечно! – Он раскрыл газету. – Народ как-то с опаской относится к цветным копирам. Приходится ехать, успокаивать, держать за руку. Кстати, я Гарольд Гэдфри, – сообщил он и протянул руку.

Я пожал ее.

– Ричард Хэддон.

– Хэддон, – повторил сосед. – Я немного почитаю, если не возражаете. Хотите газетку? В гостинице их была просто куча. Вам на английском или на французском?

И он продемонстрировал мне весь ассортимент. Я ткнул пальцем в розовые страницы финансового раздела «Фигаро».

– Вот и славно. А то я по-французски не понимаю. Вот это вы видели?

Он потряс передовицей «Сан». Над фотографией Саддама Хусейна стоял кричащий заголовок: «ЕСТЬ ИЛИ НЕТ? СОМНЕНИЯ МНОЖАТСЯ».

Я поморщился.

– Вот-вот. – Он покачал головой. – Дело дрянь. Вы-то сами как считаете? Есть или нет?

– Я предполагаю… что нет.

– Вот и я тоже.

Прояснив этот момент, мы с облегчением уткнулись в свои газеты.

– И все время мысли такие лезут… – произнес Гарольд, шурша страницами. – Что можем сделать лично мы? Мне сорок два года, зачем мне на войну? – Он вздохнул. – Да и не активист я, честно говоря. А вы?

– Не знаю, я вообще художник…

Он отстранился, окинул меня изучающим взглядом и сообщил, что принял меня за писателя.

– Ну что ж… Значит, вам надо сделать что-нибудь про Ирак.

– На самом деле, я об этом подумываю.

– Советую думать быстрее.

Около часа мы читали, потом пошли в паб перекусить. Говорили о работе – о его и о моей – и о всяких радостях и заботах, составляющих нашу жизнь. Гарольд оказался человеком семейным: две дочери, жена, с которой они прожили семнадцать лет, гараж на две машины. По его словам, полный комплект. Он был старше меня почти на десять лет, но выглядел моложаво, как обычно и происходит с людьми, всегда пребывающими в хорошем настроении.

Когда разговор зашел о моей семье, атмосфера заметно изменилась. Я выдал самые базовые сведения, не вдаваясь в подробности: что жена у меня адвокат, живем в Париже, есть дочка. Достал из бумажника фотографию Камиллы на трехколесном велосипеде и в шлеме расцветки под божью коровку.

– О-о, какая лапочка, – проворковал Гарольд. – На маму похожа?

– Э-э, да. – Мне стало стыдно, что фотографию Анны я с собой не ношу. – На мою прекрасную половину.

– А мы с женой малость расслабились. – Гарольд ущипнул себя за складку на боку. – Толстые и счастливые! Будете в наших краях, заходите в гости. Она у меня так готовит – пальчики оближешь!