Чистильщик - Евгений Щепетнов

Достаточно еще молодой парень, светившийся поменьше, чем Альфа, но ярким, ясным свечением. Ничем не примечательный, безликий. Я не запоминаю лиц носителей.

Нет, не так. Я забываю лица носителей.

И опять не так! Я стараюсь забыть лица носителей. Даже смотреть во время убийства стараюсь чуть вкось, боковым зрением, чтобы черты лица не запоминались, чтобы носитель не снился мне в кошмарах, которых стало уже слишком много. Слишком.

И впервые, после долгого перерыва, я снова спросил о том, кто напал на мою мать. О том, кто напал на Петровича.

Все Твари так или иначе должны быть связаны между собой. Я в этом был уверен. И уверен, что когда-нибудь удача мне улыбнется, и я найду тех, кто мне нужен. И они пожалеют, что не умерли еще в детстве.

Этот ничего не знал. Я ударил его в кадык, потом переломил шею и… едва не потерял сознание от хлынувшего в меня потока – наслаждение, которого я не испытывал никогда в жизни!

Весь предыдущий опыт нападений на Тварей был только подготовкой к этому моменту, и теперь я вряд ли когда-нибудь смогу забыть, смогу отказаться от ЭТОГО!

Я «наркоман».

Теперь я «наркоман»-бесоед, для которого поедание Бесов стало не просто навязчивой идей, а жизненной необходимостью, как для героинщика, у которого наркотик служит уже даже не для удовольствия, а только для того, чтобы не умереть от мучительной ломки. Забери у меня способность выпивать Бесов, и я скорее всего умру, как дерево, которое не может коснуться такой сладкой и такой жизненно необходимой воды.

* * *

Я жил по инерции. Бездумный, бесполезный, никому не нужный – кроме моей мамы, это уж само собой. Мне не было интересно ничего – кроме моей охоты, кроме сладкого ощущения поедаемой Твари. Я понимал, что это странно, что это неправильно, что я «наркоман» со всеми вытекающими из этого последствиями, но ничего не мог с собой поделать. И не хотел. Самое главное – не хотел. Вообще ничего не хотел!

Женщины? Зачем мне женщины, если наслаждение от убийства Твари многократно слаще секса! Другое – но слаще.

Бокс? Да плевать мне на бокс. Когда не стало Петровича, оказалось – и бокс-то меня интересовал больше как прикладной вид спорта, что-то вроде оружия, с помощью которого я побеждаю Тварей. Я достиг совершенства – и зачем мне теперь бокс? Чтобы завоевывать регалии? Призы, медали? Они меня интересовали только как средство, чтобы доставить удовольствие моей маме и тренеру, опекавшему меня все эти годы. А самому мне ничего не нужно. Более того, все эти шумные торжества, чествования, фото в газетах просто вредны. Меня могут узнать Твари, и тогда все будет очень плохо.

Тупо хожу на занятия в школу, тупо отвечаю на уроках, как автомат, как робот, получаю пятерки и сажусь на свое место. Тень от прежнего меня, живой мертвец.

Мне строят глазки девчонки, пытаются дружить пацаны, но кто они мне такие? Чужие. Лица на картоне, манекены, которые могут еще и говорить. Но когда они говорят, это так банально, так скучно, так глупо…

Да, я давно уже их перерос. Все больше и больше возникала мысль – а может, и правда сдать экзамены экстерном? В университет, на юридический, а там… чего загадывать – что будет «там»? Когда я не знаю, что вообще будет со мной, со мной – зараженным Бесом.

Все эти месяцы я пытался понять – что во мне изменилось? Может, я стал другим, и сам того не замечаю? Может, становлюсь жестоким, подлым негодяем – как все Твари?

Анализировал свои поступки, свои мысли, пытаясь отделить – где мысль моя, а где мысль Беса. И не мог. Мне не хотелось ударить старика, отняв у него кошелек с последними деньгами. Мне не хотелось бить и насиловать – мне не нравилось насилие, и если я прибегал к нему, то только защищаясь или наказывая негодяев. Разве Твари поступали бы так же?

Вообще-то я не знал, как на самом деле поступали Твари – кроме того, что они всегда были во главе каких-то преступных организаций. Что я о Тварях знал? Кроме того, что Твари питаются отрицательной энергией? Энергией боли и страдания?

Это потом я уже стал разбираться и выяснил – Твари бывают разные… Но для того мне надо было пройти большой путь.

Тянутся дни, складываются в месяцы… Учебный год я закончил «левой ногой», нехотя. Что мне их учебный школьный курс, когда я давно перешагнул даже уровень студентов третьего или пятого курса университета?! Я уже лекции могу читать – по криминалистике, виктимологии, оперативной работе! А мне все преподают какую-то ерунду, которую я запоминаю с лету, с ходу и которая мне совершенно не нужна.

И снова лето. Снова бессмыслица, жара, от которой не спасают и открытые окна. И мне некуда идти, нечего хотеть. Мне 17 лет, я убийца, и все мои помыслы вертятся вокруг убийств. На моем счету уже три мертвые Твари.

* * *

– Я хочу с тобой поговорить! – Голос мамы холоден, как тогда, когда она была следователем УВД. Вероятно, таким голосом она общалась с преступниками: «Сознавайтесь, Пупкин, ведь это вы совершили преступление! У нас есть заключение судебной экспертизы, доказывающее ваше присутствие на месте преступления!»

И Пупкин тут же обмякает, течет, как расплавленный пластилин, и начинает бурно «колоться», сдавая себя и своих подельников.

Но я не Пупкин. И не пластилин. Я стальной клинок, который выковали моя мама, Петрович и Твари, души которых я пожрал и пожираю сейчас. Монстр, в котором уже ничего не осталось от мальчишки, найденного на обочине дороги.

Впрочем, все люди на свете не те, кем они были в детстве, и не те, кем хотят себя представить. Лицемерие, ложь и маски, маски, маски… Моя мысль или мысль Беса? Не знаю. Ничего не знаю…

– Садись! – Мама указала мне на место напротив себя, и я автоматически поправил:

– Не садись, а присаживайся! Уж следователь-то должен знать!

– Молчать! – Мама пристукнула ладонью по столешнице, и я вправду увидел в ней Железную Леди, как ее называли сослуживцы, женщину, которую не может сломать ничто на свете. Сидит внутри больного тела прежняя Железяка, сидит! Стержень никуда не делся!

– Что с тобой происходит, скажи! – Мама сдвинула брови, и ничего в ней не было слабого, больного. – Сын! Давай поговорим откровенно, без твоих шуточек и умолчаний! Что с тобой?! Ты будто дерьмо, которое плывет по канаве – куда прибьет, туда прибьет! Я тебя не узнаю! Я молчала все это время – думала, пройдет все, одумается, но дело заходит все дальше! Что с тобой?! Ты переживаешь из-за гибели Петровича, я тебя понимаю, но прошло время, а ты так и не поднялся! Не встал на ноги! Из тебя будто вынули стержень! Что случилось?

Мама, мама… ну что я тебе скажу? Что каждый день смотрю в зеркало, чтобы увидеть – не стал ли я светиться сильнее? Что мне нравится выпивать Бесов, и я от этого едва не кончаю? Что жить не могу без убийства Тварей? Что я маньяк, которого разыскивают оперативники всех районов города? ЧТО я тебе могу сказать?

– Опять молчишь… опять! Сынок, почему ты бросил бокс? Ты же так за него держался! Из-за Петровича?