Звездное колесо - Андрэ Нортон

Изуродованный человек, бывший некогда Рукой, поднял голову, увидел картину на дымном занавесе и устремился к Орте. Изуродованными руками он обхватил ее, прочно прижав к трону. Теперь его лицо оказалось на уровне с нею, глаза горели огнем, как новые огни гор за храмом.

Губы его шевельнулись… он, должно быть, кричал – но она не слышала ни слова. Но, не слыша, она понимала. Он приказывал ей, хотел использовать ее, как она использует зеркало. Она должна помочь ему достичь того места.

Он извлекал из нее силу, но сила в ней, казалось, не уменьшается. Глаза его продолжали приказывать, может, он говорил, произносил ритуальные слова, но она этого не слышала. Его обгоревшее тело засветилось, его края начали сливаться с туманом, из которого он пришел. Он приказывал, извлекал, требовал…

Все более сильными становились его руки. Орта, в свою очередь, теряла силу, которая только что переполняла ее. Он пытался совершить то, в возможность чего она не могла поверить, – силой своей воли и с помощью извлеченной из нее энергии перенестись в убежище.

Теперь от него оставалась только тень, как лист, который осенью слишком долго держался за ветвь. Но вот и эта тень съежилась, развалилась, как хрупкая глиняная фигура. Жизненная сила вся ушла. Достиг ли он того, к чему так стремился? Она не знала этого. И на занавесе ничего не видно. На ней сплошной вихрь, никаких картин.

Орта слегка подняла голову. Ей показалось, что она ослепла, потому что перед измученными глазами только красный туман. Она одна, совершенно одна, но как-то по-новому. Рука лишил ее всякого дара, от нее осталась только пустая оболочка, с крошечной искоркой жизни. Но эта искорка не уходит, не оставляет ее в покое. Орта заплакала, слезы жгли ей щеки. Ничего не осталось, кроме…

Может быть, именно слезы на мгновение прояснили ее зрение. Потому что она увидела последнюю сцену катастрофы – приближалась волна, она вздымалась все выше и выше, а потом…

Ее не охватила наступающая вода. Она… Орта… Нет! Это был сон, ужасный реалистичный кошмар, но все равно только сон. Гвеннан глубоко вздохнула и открыла глаза. Она, конечно, дома, в своей постели, в тепле и безопасности… в реальности.

Но увидела она перед собой камни.

Гвеннан закричала.

Чудовищные существа сидели у основания холма, на котором она нашла убежище. Тут и обезьяночеловек, и существо с совиной головой и трепещущими крыльями. Оно подняло голову и показало красные ямы глаз; красный цвет обрамлял и его зловещий клюв – усаженный зубами, с новым страхом заметила она. Существо подняло передние конечности, к которым крепились крылья, и показало длинные изогнутые когти.

В этом зеленом свете… в зеленом свете? Как будто ей наносили все новые и новые прямые удары. Она не вернулась в реальный мир, нет, она в том мире, где враждуют охотница и охотник. А вот и они, по-прежнему смотрят на нее, как будто она никуда не исчезала, как будто не было никакого промежутка времени между тем, как охотник спустил своих животных, и ее пробуждением.

Гвеннан настолько была сбита с толку, что несколько раз открыла и закрыла глаза. Поднесла руку к голове. Голова болит. Прижатая к щеке подвеска, которую она держит с силой, теплая и успокаивающая. Девушка не понимала, что с ней происходит, но постаралась изгнать Орту из сознания, сосредоточиться на том, что перед нею, кто перед нею.

– Пришелица издалека, – заговорила женщина, которая могла бы быть леди Лайл, которая, несомненно, была Голосом, она могла быть и другом и врагом, но Гвеннан ей определенно не доверяла; эта женщина сказала: – Пришелица издалека, ты держишь равновесие. – Она подняла копье и указала им на подвеску.

– Равновесие, – согласился мужчина. – Оно будет нарушено тобою – в ту или иную строну, – движением руки он сначала указал на себя и своих чудовищ, потом на женщину.

И улыбнулся, как будто не ожидал, что кто-нибудь поставит преграду между ним и его желаниями.

– Моя дорогая родственница считает…

Его прервал лай одного из псов. Внимание Гвеннан было приковано к нему и его чудовищам, и она поэтому не заметила перемещения своры. А они, по-прежнему обходя круги с цветами, но идя по песку, тоже подошли к основанию холма и расселись между нею и чудовищами.

Охотник рассмеялся.

– Хочешь испытать свою силу – против меня? – спросил он у женщины. – Разве не этого я давно хочу? Или ты уже решила, что переманила ее на свою сторону?.. – Он кивнул в сторону Гвеннан. Впервые с того времени, как она очнулась от кошмара Орты, Гвеннан заговорила:

– Не знаю, какую игру вы тут ведете… – От страха голос ее звучал неестественно громко. Тепло от подвески, которую она теперь держала под подбородкам, каким-то образом прояснило ее голову, заострило мысли. – Не знаю, как я оказалась здесь… и почему. Но я не друг ни одного из вас.

Она взглянула непосредственно на женщину – взглянула вызывающе. Нет, она не согласится, что кто-нибудь из этих незнакомцев из сна – из сна во сне – имеет над ней власть! Подвеска – вот что им нужно. Или она сама, пока подвеска ей отвечает.

Отвечает ей? Так, как зеркало отвечало Орте? Нет, она не станет об этом думать. Скрыть, скрыть поглубже, сохранить на поверхности только то, что происходит сейчас.

– Итак… – мужчина помолчал, произнеся это одно слово. – Возможно, ты и права, чужестранка. Наши игры – такими они видятся тебе – не для слабосердых. В них есть цель, уверяю тебя. – И он резко хлопнул в ладоши.

Существо с совиной головой прижалось к земле и повернулось к ближайшему псу. Оно открыло и закрыло клюв с громким щелканьем, вытянуло когти. Остальные чудовища подходили ближе, зеленое освещение потускнело, сменилось серым.

– Твои игры! – выплюнула женщина. Она села прямее на своем жеребце и посмотрела на Гвеннан.

– Ты пришла издалека, – медленно сказала она. – Без всякой подготовки, без предвидения как проводника. И правда, как ты можешь своими мерками судить наш мир? Хорошо, думай об этом сейчас! Подумай об этом!

Она подняла копье и указала на волосатого гуманоида, который открыл зубастую пасть и рявкнул в ответ.

– Таково было пробуждение, – продолжала она. – Надолго воцарились невежество и беспамятство, потому что многие из старой расы бежали, даже в своем сознании, от ужасов тех темных дней. Некоторые из них проливали кровь как плату за помощь лживых богов. Они вырывали у других людей сердца, чтобы лилась кровь, верили, что тем самым умилостивят суровых врагов, отвратят их месть. Они собственных детей предавали огню в храмах, поспешно убивали тех, в ком еще жила подлинная Сила и кто старался использовать ее в добрых целях.

Мир покрыла тьма. Сила была скомкана и спала. Осталась только горсточка таких, кто искал ее, и лишь немногие из них искали ее для добра. Потому что тот, кто может призвать молнии, может и править людьми жестокой рукой. Начались войны, и Тьма иногда становилась могущественной – потому что мы забыли…