Чужой для всех. Книга 3 - Александр Дурасов

Немцам с трудом удавалось заставлять свои чудовищные «Тигры» совершать крутой поворот налево в сторону Линьевиля. Один из немецких солдат весело крикнул пленным, стоя на башне:

— Ну что, парни, путь далек до Типперэри? — это был Пайпер.

Около ста пятидесяти военнопленных — это были новобранцы 285-го батальона полевой артиллерии, практически без выстрела сдавшиеся в плен, понуро склонили головы, зная слова любимой песни.

Немец скривился и пинком в спину приказал водителю трогаться.

Ненадолго возле пленных остановилась самоходка. 88-миллиметровое орудие стало устрашающе разворачиваться в сторону американцев. Молодой второй лейтенант Вирджил Лэри, стоявший в переднем ряду, тяжело сглотнул, побледнел. Дуло смотрело прямо в лицо. Однако выстрела не последовало. Самоходка перегородила дорогу на Линьевиль, что вызвало гнев офицеров. Машина лязгнула гусеницами, повернулась и проследовала на юг.

Вскоре у развилки тормознул обескураженный американский подполковник за рулем собственного джипа. Он находился под охраной двух ухмыляющихся юнцов-эсэсовцев. Прошло еще несколько минут. На юг проходили машина за машиной, поднимая фонтан грязи на повороте. Вдруг перед пленными без какой-либо причины остановились две бронемашины. В первой, находившейся под командованием сержанта Ганса Зиптротта и относившейся к 7-й танковой роте, молодой румынский солдат достал пистолет и уставился на пленных.

Это был ефрейтор Георг Флепс, один из тех самых иностранных солдат, которых тысячами принимали в СС в 1942 и 1943-м годах, чтобы восполнить потери.

Служившие в дивизии «исконные» немцы презрительно называли их за глаза «трофейными немцами». Лейбштандарт к этому времени уже не мог обойтись без румын, венгров, эльзасцев, бельгийцев, даже «расово неполноценных» французов. Иностранцы, стремясь компенсировать свое происхождение, вели себя более фанатично и безжалостно, чем немцы. Таким «трофейным немцем» был Георг Флепс, 21-летний рядовой из Семиградья.

Подняв пистолет, он прицелился и выстрелил. Один выстрел, два… Он не промахнулся. Шофер Лэри, стоявший в первом ряду, громко застонал, схватился за грудь, упал. Пленники с ужасом смотрели на лежащего на земле человека, из груди которого хлестала кровь. Новобранцы не в силах были поверить, что такое может произойти с американским солдатом.

Анри Ле Жоли с таким же ужасом наблюдал эту сцену из дверей кафе.

Потом открыли огонь автоматчики. Бойня началась. Казалось, немцами овладела первобытная ярость. Танкисты и саперы боевой группы со всех сторон стреляли по американцам.

«Стойте!» — отчаянно крикнул какой-то офицер в последних попытках не допустить давки и в ту же секунду сам упал замертво.

В стрельбу вступил башенный пулемет, пленные валились целыми рядами. Некоторые пытались вырваться и убежать, но их скашивали, не давая пройти и полдюжины метров. Кто-то закрывал глаза руками, как будто это могло помочь… Повсюду валялись мертвые, раненые и умирающие, а эсэсовцы продолжали стрелять.

Лэри, раненный первым залпом, упал на землю, притворился мертвым. Он в страхе затаил дыхание и ждал, когда прекратится огонь. Так же поступили военные полицейские Хоумер Д. Форд, Кен Эренс, военный врач Сэмюэль Добинс.

Наконец стрельба прекратилась. Наступила гнетущая тишина. Выжившие американцы затаились в напряженном ожидании с безумными от страха глазами.

Ждать пришлось недолго. Вскоре Лэри услышал рядом с собой пистолетный выстрел и шаги ботинок среди трупов. Он закрыл глаза и задержал дыхание, чувствуя шаги все ближе и ближе. Вдруг шаги прекратились, и Лэри решил, что его заметили. Но нет — шагающий прошел мимо. Лэри приоткрыл один глаз. К нему шел еще один немец, пиная каждое тело — методично, как будто он занимался этим каждый день, метя ботинком с окованным носом в лицо лежащему. То один, то другой «мертвый» дергался, и тогда немец всаживал в лежащего пулю. Остальные немцы тоже взяли на вооружение подобный метод проверки, сопровождая его идиотским смехом. Много лет спустя Лэри будет описывать этот звук как «смех маньяка».

Сэмюэль Добинс не хотел покорно умирать. Собрав все силы, он вскочил и бросился бежать. Раздался крик. Очередь из автомата настигла беглеца в двадцати метрах от места бойни. Тело Добинса пробили четыре пули, еще восемь разнесли в клочья его одежду. Он тяжело рухнул наземь, обильно обагряя землю кровью. Эсэсовцы направились к нему, но потом повернули назад, решив, что он мертв.

Избиение завершилось. Стоны затихли. На окровавленном снегу и в грязи вокруг кафе лежали сто пятьдесят человек, восемьдесят четыре из них были мертвы, остальные тяжело ранены.

Вот последний из немцев покинул место бойни, крича своим товарищам, чтобы подождали, и над полем повисла мертвая тишина…

Ольбрихт с трудом открыл глаза. Взгляд безумного человека. На душе гадко, словно наступил на собачье дерьмо. Его потрясла картина бойни, прокрученная в голове Клаусом. «Неужели трагедия могла произойти, не отстрани от операции Пайпера?»

Хотелось быстрее очиститься, соскоблить грязный налет с души.

«Но разве ему неведомы подобные расправы СС и вермахта за годы войны с военнопленными и гражданским населением? Особенно на территории России? А массовое, поголовное уничтожение евреев? Да тот же концлагерь Бухенвальд, где он был, с его крематориями? Эти чудовищные машины уничтожения людей разбросаны по всей Европе. Разве он не знал об этом? Знал, но не думал. А может, не хотел думать и замечать?..

Франц впервые остро почувствовал стыд за то, что он офицер вермахта, за то, что он причастен к мировой трагедии по вине фашистской Германии.

«Надо переосмыслить дальнейшие шаги, — блеснула мысль. — Обязательно поговорю с Клаусом».

Франц облизал пересохшие губы, хотелось пить. Сколько он был в забытьи? Взглянул на часы. Прошло двадцать минут после разговора с другом, а ему показалось, что проспал два часа. Экипаж, воспользовавшись молчанием командира, похрапывал.

«Проснулся, Франц?» — весело щелкнуло в правом полушарии. — «Да», — вздохнул подполковник угрюмо. — «Что невесел?» — «Хорошо, что мы отстранили от операции Пайпера и упредили бойню под Мальмеди. Меня всего коробило, глядя, как восемнадцатилетние юнцы СС безжалостно расстреливают таких же юнцов, только американских». — «Согласен. Мы спасли жизни сотен американцев. Это первый успех нашего промысла. Одно дело — погибнуть в бою, другое — от пули, когда тупо расстреливают. Небесные силы учтут твой поступок, когда будут решать, куда отправлять: на небеса или в ад, — подмигнул Клаус и добавил: — Я рад, что у тебя радикально меняются взгляды на деятельность нацистов и появилось желание поговорить о новой политической стратегии. Я рад, что ты меняешься, порываешь со своим прошлым: мальчишечьим идеализмом и дикой жесткостью солдата удачи нацистской Германии. Ваше поколение воспитано на фанатичной преданности не богу, не семье, а Адольфу Гитлеру с его фашистской идеологией. В этом трагедия Германии. Но об этом поговорим позже. Сейчас двигай к мосту. Бой идет уже