Мужской день - Борис Минаев

Для начала я решил попринимать позы, которые казались мне прежде верхом блаженства. Например, я залез головой под диван и стал дышать в темноте. Потом просто лег на пол лицом вниз. Потом встал на диван головой, а ноги задрал на стену.

Но ничего не помогало. Квартира была по-прежнему как не моя, нахохлившаяся и чужая. Действие первого бутерброда, таким образом, прошло, и я решил попробовать действие второго. Оно, как всем известно, всегда значительно меньше первого. Неокрепший детский организм довольно восприимчив к действию горчицы и перца, но быстро привыкает к нему. Я взял больше горчицы, больше перца и соли, но меньше хлеба и стал есть. Взгляд мой упал на приготовленный заранее стакан холодной воды из-под крана. И тут я все понял.

Я понял, чего мне не хватало в моем домашнем аресте. Я включил на полную громкость радиоточку, которая передавал оперу Мусоргского «Хованщина», и запрыгал от радости.

Стакан воды!

Пустив на кухне из крана небольшую тоненькую струйку и быстро дожевав второй бутерброд, я открыл дверь на балкон и вышел в прохладное свежее пространство. Все было просто прекрасно. Шумел далекий трамвай. По улице скучно шли какие-то люди. Крыши домов расплывались в мареве жаркого дня. Чего здесь не хватало – это как раз меня. И воды.

Выплеснув первый стакан, я внимательно проследил за его прозрачным полетом. Одного стакана явно было недостаточно.

Я быстро перешел на литровую банку.

С банкой дело пошло гораздо лучше. Вода летела до земли так долго, что успевала рассыпаться на десятки или даже сотни красиво блестевших капель.

Наконец мне надоело бегать на кухню, и я решил принести на балкон целое ведро.

Из ведра немного пролилось на пол, но это было ничего, я бросил сверху грязную тряпку, как иногда делала мама, когда проливала что-то на кухне, и вытер трудовой пот со лба.

Воду я выливал по следующей системе.

Если по улице шел прохожий, я просто выплескивал банку и вновь садился на корточки, чтобы меня не было видно. Куда летит вода и попала ли она в цель, я уже узнать не мог из-за конспирации. Если прохожий при этом начинал вопить, сидеть надо было долго, минут пять. Или хотя бы три.

Правда, балкон наш находился не над самым тротуаром, а так, в некотором отдалении... Между домом и тротуаром еще была полоска земли с кустиками. Так что попасть на асфальт можно было, только как следует пристрелявшись.

Но вскоре я пристрелялся.

Для этого мне потребовался ковшик с длинной ручкой. С помощью этого неплохого рычага удавалось попасть водой даже на проезжую часть.

Одно было плохо – приходилось бегать с ведром. Сначала я наливал по полведра, потом перешел на целое. Грязная тряпка уже плохо закрывала лужу на полу. Луж вообще становилось все больше. Но это как раз было хорошо. Хорошо было быть мокрым, грязным, наполненным водой. Солнце поднималось все выше над городом. Оно светило своими пыльными лучами прямо в мои глаза.

Вода струилась вокруг. Вся квартира окончательно превратилась в водный мир. Казалось, что вскоре здесь запрыгают лягушки и заскачут жуки-плавунцы. Хлюпанье тряпки, грохот ведер, звон наливаемой воды, противный звук скользкой руки о мокрое стекло – эти звуки наполняли мое сердце.

Я настолько разошелся, что решил налить полную ванну воды, полные тазы и кастрюли, чтобы не бегать туда-сюда. Вся посуда теперь стояла на полу. Вода журчала изо всех кранов. А я кричал сверху обалдевшим прохожим:

– Что? Жарко! А вот я вам!..

Наконец я решил поливать прохожих из шланга. Почему-то мне показалось, что шланг у папы есть. Я вынул все из-под ванны – папину старую гирю, какие-то тазики и грязные коробочки, потом начал рыскать по прихожей и по кухне, но шланг все никак не находился. Тогда я стал кричать из другого окна Колупаеву, который шлялся во дворе без дела и, видимо, поджидал меня:

– Колупаев! У тебя шланг есть?

– Что?

– Шланг есть?

– Что?

– Дед Пихто! Шланг у тебя есть длинный резиновый? Глухая тетеря!

– Сам ты шланг! – обиделся Колупаев.

И в этот момент в дверь позвонили.

Несколько секунд, а может и минут, я стоял как громом пораженный. Никто не мог прийти в это время. Кроме, конечно, разбойников и убийц.

Но это были не разбойники и не убийцы.

На пороге стояла мама с испуганным лицом и соседка тетя Валя.

– Лева, что случилось? – быстро спросила мама.

– Ну я же говорила! – радостно сказала соседка.

Как я потом узнал, маму с работы вызвала по телефону именно она, тетя Валя.

– А я, понимаешь, Марин, слышу, воду кто-то льет, – радостно хохоча, приговаривала тетя Валя, пока мама с хмурым видом следователя по особо важным делам осматривала место происшествия.

– Так! – грозно сказала мама, осмотрев комнату.

– И льет, и льет, – продолжала тетя Валя. – Я думаю, чего это ты... может, стирку устроила? Или купаешь своего? Потом думаю, нет, не может быть, я же видела, как ты на работу уходила... А он, главное дело, льет, льет... Я из ванной-то слышу! Ну нахаленок! – радостно говорила тетя Валя, с видом победителя усевшись в кресло.

– Так! – сказала мама, осмотрев кухню.

– Потом еще слышу, прям какой-то налет! Ну точно налет! Кастрюли на кухне падают, ведра гремят... И все больше, больше... Не иначе, думаю, парень твой хулиганит... Выглянула – точно, льет! С балкона! Ну нахаленок! – тетя Валя совсем развеселилась и начала мелко и заливисто хихикать.

– Ты зачем это сделал? – тихо спросила мама.

– Не знаю! – так же тихо ответил я.

– А я знаю! Ты осел! – громко и четко сказала мама.

Тут тетя Валя как-то осеклась, перестала хихикать и начала меня испуганно увещевать.

– Ты, Лева, уже не маленький, – ласково говорила она, с испугом поглядывая на маму. – Ты уже должен понимать. А если бы ты на милиционера попал? Или на старенького дедушку?

– Знаешь что, Валь, – решительно сказала мама. – Ты иди. Спасибо тебе за все. Спасла нашу квартиру от потопа.

– Да что, я ничего. Ремонт недавно был, я и подумала: вдруг зальет... – каким-то ослабевшим голосом сказала тетя Валя. – Я просто так. На всякий случай.

Видно, тетя Валя серьезно опасалась за мою жизнь и не решалась уйти сразу.

– Ну вот, – грустно сказала она. – Такой концерт вот получился по заявкам радиослушателей.

...Когда она ушла, несколько секунд мы с мамой стояли в тишине.

– Лева! – сказала мама, разрубая воздух ладонью. – Будь добр! Объясни мне пожалуйста. Четко и ясно. Что означает. Твое поведение.

Я пожал плечами.

– И это все? – леденящим душу голосом спросила мама.