Смертельное удовольствие - Владимир Колычев

– Давай, проваливай, – сказала Леся, поворачиваясь к нему спиной.

Утро еще раннее, впереди пять-шесть часов сна. Мартын совсем не прочь был провести их в своей постели.

– Проваливаю, – кивнул он, опуская ногу на пол.

– Ты что обиделся? – Леся резко повернулась к нему, схватила за руку.

Она сама затащила его к себе в апартаменты. Вчера выдался безрыбный день, так – мелкая рыбешка, по большей части Леся простаивала. И частенько выходила к Мартыну – сети на клиентов расставить, ну и просто поболтать. А перед рассветом затащила к себе в номер. Приняла душ, сменила белье и постелилась сама.

– Да нет, просто на самом деле пора.

Нравилось ей с ним, да и ему было хорошо. Но душа к ней не лежит. Все равно, с кем она, как – никакой ревности. И не в Лесе дело, а в нем. Даже если бы она не была проституткой, он все равно не смог бы в нее влюбиться. Потому что любовь не для него, он давно это уже понял. Даже в школе ни разу не влюблялся, хотя и крутил роман с одноклассницей.

– Я тоже так подумала, – кивнула она, отпуская его руку.

Мартын поставил на пол вторую ногу, сел. И Леся резко подалась к нему, рукой обняла за талию.

– Погрей меня чуть-чуть, – прижимаясь к нему, сказала она.

Мартын озадаченно почесал щеку. Вдруг Леся в него влюбилась? Там, где для тела хорошо, там и душа пригреться может.

– А то как-то душно, – сказала она.

– Так душно или холодно? – усмехнулся он.

– Тошно.

– Спать ложись.

– Круглые сутки сплю… – В ее голосе прозвучала кислая насмешка. – То с одним, то с другим… Только с тобой хорошо… И с этим… – Леся запнулась и замолчала.

– С кем, с этим?

– Ну, паренек этот был, Макс…

– Мятный пряник, – усмехнулся Мартын. – И сладкий ром.

– Ну, с Ромой тоже можно было бы попробовать… Но так не пришел же… А обещал…

– Все, пойду я.

Мартын стал подниматься, но Леся вцепилась в него двумя руками.

– Я же нарочно, чтобы ты ревновал! – Она мотнула головой, прижимаясь к его спине.

– Так не пришел же, чего ревновать.

– Мне крепкий ром нужен, а не сладкий. С тобой в самый раз.

– Давай ты меня на выдержку поставишь, до следующего раза. – Он расцепил ее руки на своем животе аккуратно, стараясь не сделать Лесе больно.

– А сам куда?

– К новенькой схожу, – пошутил Мартын.

Он знал, что в подвале держат девушку, которую изнасиловал Ялик со своими утырками. Зачем ее там держат, можно было только догадываться. Ключ от подвала был у Ялика, им пользовалась Жанна, несколько раз вчера спускалась вниз. Мартыну не доверяли, к девушке не подпускали. Да он и не настаивал…

– А ты был?.. – встрепенулась Леся. – Говорят, красивая…

– Ослепнуть можно, – одеваясь, кивнул Мартын.

– Красивее меня?

– А ты ревновать будешь?

Именно для того он и пошутил, чтобы Лесю немного поддразнить. И этим взбодрить. Чтобы не скучала.

– Уже!

Леся села на кровать, рукой оперлась о высокую спинку. Плечи расправлены, грудь вперед, живот подобран, изгиб прорисован. Она хотела, чтобы Мартын любовался ею.

– Это хорошо.

– Что хорошо?

– Все хорошо.

Он оделся, вышел из номера. И заметил, что дверь в подвал приоткрыта. В холле ни одной живой души, в вестибюле тихо, по лестнице никто не спускается. И Леся за ним не увязалась.

Мартын не должен был совать нос не в свое дело, но подвал – зона его ответственности. На кого собак повесят, если пленница Ялика сбежит?

Двери в камеры закрывались снаружи – на засов. На который можно было навесить амбарный замок. Но замка не было ни на одной, ни на другой камере.

Если двери заперты, пленница сбежать не могла. Мартын подумал об этом, открывая дверь садомазо-камеры. А именно там, как оказалось, и находилась девушка.

Сначала Мартын услышал, как скрипнула кровать, затем увидел, как девушка в белом банном халате опускает ноги на пол.

Полы халата стали расходиться, но девушка рефлекторно поймала их рукой и свела вместе. И все же Мартын успел заметить ее ногу выше коленки. Ножки тонкие, изящные, кожа гладкая, с красивым матовым оттенком. И еще он заметил желтеющие синяки, видно, кто-то с силой хватал ее за ногу чуть повыше коленки.

И сама девушка была красивой. Нежная, милая, ясноглазая. Она и не думала улыбаться, но в сумрачной камере стало вдруг светло, как будто в ее белоснежных зубах отразилось солнце. Взгляд у нее был тусклый, болезненный, но глаза все равно светились – как будто изнутри. Волосы у нее русые, не совсем светлые, но все равно возник эффект выглянувшего из-за тучи солнца. А может, это исходящие от нее волны зажгли свет в голове Мартына? В любом случае девушка произвела на него сильное впечатление. Он едва не открыл рот, глядя на нее.

Девушка смотрела на него настороженно, одной рукой она держалась за лацканы халата, другой за полы. Волосы у нее чистые, но растрепанные, то ли нечем было их расчесать после душа, то ли не хватило желания. И косметикой она не пользовалась, возможно, из-за отсутствия таковой. Впрочем, ее чистая нежная кожа и не нуждалась в макияже.

Мартын вспомнил ухмылку Утюга. Дескать, не девочка здесь в подвале сидит. Уже не девочка… Он все понимал, и уверен был в том, что эту девушку взяли силой. Только силой такую и можно было взять.

– Как тебя зовут? – спросил он, чувствуя, как дрожит от волнения голос.

– Настя, – едва слышно сказала она, с опаской разглядывая его.

– Мартын.

Он уловил нездоровый вопрос в ее взгляде. Зачем ей знать его имя? Что он задумал? Уж не собирается ли он продолжить знакомство привычным для этих мест мерзким способом?..

– Да ты меня не бойся, – сказал он.

Настя посмотрела на него с удивлением. Как она могла его не бояться, если он служит ее врагам?

– Я тебя не обижу.

Настя встревоженно смотрела на него. Перед тем как убить жертву, маньяк обещает зарезать небольно. Перед тем как изнасиловать, можно пообещать все, что угодно.

– Может, тебе что-то нужно? – спросил Мартын.

– Мне нужно домой, – с грустной полуулыбкой тихо сказала девушка.

Она и сама прекрасно знала, что в этом деле Мартын ей не помощник. Не было у него права выпускать ее отсюда.

– А где ты живешь?

И связаться с ее родными он тоже не мог. Если притон вдруг накроют, он может оказаться на нарах.

Настя смотрела на него озадаченно, в ожидании подвоха. Не верила она ему. Он ведь и обмануть мог, и гадость сделать.