Избранница колдуа - Алеся Лис

Напряжение прокатывается волной от макушки до пят, заставляет выгнуться дугой, откинуться на руку мужа, раскинуть в стороны руки и, наконец, услышать его, источника, голос, узнать. Распробовать на вкус его силу, его энергию. Стать проводником.

Магии настолько много, что я боюсь в ней захлебнуться, боюсь не справиться с таким потоком. Грудь распирает, словно в судороге. Я не могу выдохнуть, не могу заставить легкие вытолкнуть скопившийся там воздух.

Но рядом Сивард. Я чувствую его крепкое предплечье под своими лопатками, его ладонь на затылке. Ощущаю, как поток становится уже, и струится все медленнее и медленнее, а не накрывает волной. И знаю — это его заслуга. Моего мужа.

Мои веки прикрыты. Но я вижу. Вижу каким-то внутренним взором источник. Он похож на маленькое солнце, на огромный горячий пульсирующий шар. Ему нужна хозяйка, нужен проводник, нужен тот, кто направит всю его энергию на благо. Иначе быть беде.

— Здравствуй, милый, — говорю я пылающей сфере.

Она отзывается сразу. Тянется ко мне всеми своими фибрами, ластится как котенок. Или, скорее, щенок. Большой, сильный щенок, который не со зла может натворить кучу бед. Особенно когда скучает по хозяину.

— Теперь я с тобой, — утешаю. — И вместе мы все сделаем правильно…

Ласковая волна накатывается прибоем, но не обжигает больше. Лишь приносит приятное тепло.

— Ну, вот и договорились… — облегченно вздыхаю.

Напор магии становится слабее и слабее. Я уже и сама могу его контролировать. Но муж все равно остается на чеку.

А как только мои веки распахиваются, ловлю его сосредоточенный взгляд.

— Получилось, — выдыхаю.

— Да, — улыбается в ответ.

И некая доля гордости сквозит в этой его улыбке. Я и сама горжусь собой, при чем совершенно по-праву.

Как только огненная стена полностью истаивает, муж подхватывает меня под коленки и опускает на кровать. Сам ложится рядом и поворачивается ко мне лицом. Я тоже укладываюсь на бок, подсунув под щеку кулак.

— Он говорил со мной, представляешь, — тихо шепчу, еще не до конца придя в себя.

Усталость накрывает тело, словно теплое мягкое одеяло.

— Кто? — удивленно поднимает бровь супруг.

— Источник…

Глаза колдуна вспыхивают изумлением.

— Касси… Я… не думаю, что это возможно… — осторожно начинает он.

Настроение падает в пропасть.

Замыкаюсь в себе в ту же секунду. Ясно…

— Ты переволновалась… Растерялась… — продолжает он. — Это естественно. Тем более что твой возраст…

Снова прицепился к моим годам! Раздражение вспыхивает, как сухая спичка.

— Угу, — хмуро ворчу и разворачиваюсь спиной.

Говорить больше не хочется. Индюк он и в Африке индюк. Эйджизм цветет буйным цветом. Знал бы он, что я его ровесница… Почти…

— Тебе нужно отдохнуть, — долетает в спину.

Скрипит кровать. Я чувствую, как прогибается матрас, ощущаю ерзанье супруга, пытающегося устроится поудобнее.

— Я завтра на рассвете уже уезжаю, — зачем-то говорит. — Постарайся быть осторожной. Через несколько дней к тебе прибудут мои люди. В частности маг и управляющий, — ставит меня в известность Сивард.

— Хорошо, — тихо отвечаю.

— Спокойной ночи, жена, — напоследок желает колдун.

— Спокойной ночи, муж, — вторю ему уже наполовину дремля.

А утром лишь примятая подушка указывает на то, что произошло ночью. Сивард уехал. Как и говорил. И я впервые за все это время чувствую себя свободной. Свободной и готовой к переменам.

И, пожалуй, настала пора почистить ряды моих слуг от предателей.

Глава 27

Они все стоят и смотрят исподлобья, предчувствуя неладное. Некоторые мне смутно знакомы, но большинство я, словно, вижу впервые. Впрочем, может это и на самом деле так.

Их так много, что глаза разбегаются, а моя твердая решимость начинает колебаться. Неужели я столько семей оставлю без кормильцев?

Кидаю взгляд на притихшую у правого плеча Тенту. Она прячет глаза, боится. Но это скорее страх неуверенности, нежели чувство вины. Эту девушку явно не стоит увольнять. Она мне еще пригодится.

С трудом обузданное еще в комнате волнение снова охватывает — вдруг, я ошибаюсь. Вдруг, не стоит все это делать. Но здравый смысл берет над ним верх. Эти люди непосредственно или косвенно причастны к смерти настоящей Кассии Отгриф. Бедной девочки, сироты, которая осталась одна-одинешенька в этом мире, которой пришлось в одиночку бороться с тяжелой болезнью, переживать в тесной темной и холодной комнатушке горе. Я сама потеряла родителей, но в более позднем возрасте. К тому же у меня была Вика, а я у нее. Не представляю, что чувствовала несчастная Кассия. О чем думала, прекрасно понимая, что ее оставили умирать…

Медленно прохожусь вдоль ряда слуг. К счастью, Готиени уже и след простыл. Каор, что ли, с собой прихватил? Как и своих стражников…

— А теперь пусть каждый из вас назовет свое имя и должность, — становлюсь напротив шеренги, стараясь быть по центру, так чтоб хорошо видеть всех до одного. Ну, и чтоб меня все лицезрели, еще больше устрашаясь. — По очереди…

Если кого-то и удивляет подобная просьба, то свое мнение держат при себе, и покорно ступая на шаг вперед, озвучивают желаемое.

— Куглис Фривотер, экономка, — говорит дородная круглощекая женщина…

Сытная, видимо, это должность…

— Эдни Пит, кухарка, — следом за ней скрипучим старческим голосом произносит тощая сухая бабуля, которая, судя по всему, является ровесницей не только поместья Отгриф, но и города Моренай, в котором мы живем….

— Авфе Риссу, батлер, — отзывается пухлый низенький мужчина. Колобок в человеческом обличии.

И, кстати, кто такой батлер? Эта обязанность мне не знакома…

— Отверд, лакей.

— Регор, лакей.

— Зувен, лакей.

— Миролин…

Говорят один за другим молодые люди.

Разнообразие имен и должностей течет нескончаемым потоком. Мне представляются и кухонные помощницы, и посудомойки, и горничные, и конюхи, и птичница, и многие другие.

Даже не надеюсь, что запомню всех. Мне важно просто посмотреть каждому в глаза, увидеть, стыдно ли им хоть на каплю за свое бездействие и безразличие? Хоть чуть-чуть в их душах проснулась совесть, сейчас, когда жертва их действий прямо перед ними.

В первую очередь оставляю на работе тех, кто служит во дворе. Им и невдомек было, что творится в стенах особняка. И работники конюшни, и садовник с сыном живут в селе − приходят утром, а уходят поздно вечером. Даже не едят вместе со всеми, берут из дому тормозки. И лишь у старенькой глуховатой птичницы Игры свой уголок в сарайчике возле любимых питомцев, к которым одинокая женщина относится, как к детям.

Остальные попадают под раздачу. При чем весьма серьезно.

Единственное, что я не могу себя заставить сделать — это уволить Фриру. Я помню, что она готова была мне помочь, помню о ее