Убийца рядом со мной. Мой друг – серийный маньяк Тед Банди - Энн Рул

Однако после собрания Сьюзен никто не видел. Подруга ждала и ждала и в конце концов пошла на фильм одна, оборачиваясь и поглядывая в сторону входа в надежде увидеть знакомый силуэт.

Одежда Сьюзен лежала в стиральной машине, пока та не понадобилась другому студенту. Он наспех достал вещи и оставил на столе, где днем позже их и нашли.

О невозвращении Сьюзен в общежитие сообщили сразу. Парень у нее был, но далеко – в Вашингтонском университете в Сиэтле, а больше она ни с кем не встречалась. Сьюзен была не из тех, кто не приходит ночевать, да и последний экзамен она явно пропускать не собиралась. Она даже ни одного занятия не прогуляла.

Полиция кампуса установила, в чем она была одета, когда ее видели в последний раз: серые вельветовые брюки, желтый свитер с коротким рукавом, желтое пальто и замшевые ботинки. Попыталась восстановить ее маршрут от места проведения собрания до находившегося в четверти мили общежития.

Самая короткая и общепринятая дорога шла через аллею мимо строительной площадки, дальше по пешеходному мосту через пруд и под железнодорожной эстакадой у студенческой парковки.

– Если кто-то за ней наблюдал, шел за ней, а потом похитил, – прокомментировал один из полицейских, – то только тут, под эстакадой, на шестиметровом темном участке.

В таком случае остались бы следы. У Сьюзен была папка с не подшитыми листами, которые, окажи она – каратистка – сопротивление, разлетелись бы во все стороны. Ее подруги в один голос утверждали, что без боя она бы не сдалась.

Кроме того, дорогой до Барто-Холл, где демонстрировали фильм, шли большинство студентов, поэтому в девять вечера пешеходов на ней хватало. Что-то необычное заметили бы, но никто не ничего не видел.

У Сьюзен был только один физический недостаток. Она была близорука. Вечером 17 апреля на ней ни очков, ни контактных линз не было. Она видела достаточно хорошо, чтобы ходить по кампусу, однако чтобы рассмотреть лицо, ей требовалось подойти очень близко, и чужака в темноте под эстакадой она вполне могла не разглядеть.

После исчезновения Сьюзен Ранкорт пришли заявления других студенток с описаниями происшествий, вызвавших у них смутное беспокойство. Одна девушка сообщала, что 12 апреля у библиотеки кампуса разговаривала с высоким симпатичным молодым человеком чуть за двадцать с рукой на перевязи и металлической скобой на пальце. Он не удержал стопку книг, и несколько из них упало.

– Он попросил помочь донести книги до машины, – вспоминала она.

Примерно в трехста ярдах от эстакады стоял «Фольксваген-жук». Она поднесла книги и заметила, что в машине не было пассажирского сиденья. Почему-то – неизвестно почему – из-за этого отсутствующего пассажирского сиденья у нее мурашки побежали по телу. Он выглядел довольно милым, сказал, что травму получил, катаясь на лыжах в Кристал Маунтин, но ей вдруг захотелось оказаться от него подальше.

– Я положила книги на капот и убежала.

Историю, похожую на первую, рассказала еще одна девушка. Парня с травмированной рукой она встретила семнадцатого числа и помогла ему донести до машины какие-то свертки в вощеной бумаге.

– После чего он не смог запустить двигатель и попросил меня сесть в машину, чтобы помочь ее завести. Я его не знала и в машину садиться не захотела. Сказала, что спешу, и ушла.

Приехавший в кампус в тот же день сын окружного прокурора из Орегона около полдевятого вечера видел перед Барто-Холл высокого мужчину с рукой на перевязи.

Сообщения не казались такими уж зловещими. При любом преступлении или исчезновении рядовые происшествия обретают важность в глазах стремящихся оказать помощь «свидетелей». Заявления запротоколировали и приобщили к делу. Поиски Сьюзен Ранкорт продолжились.

В этом, как и во многих других делах, немыми свидетельствами, подтверждающими похищения девушек, стали мельчайшие подробности. В деле Донны Мэнсон это был оставленный ею фотоаппарат. В деле Сьюзен – контактные линзы и очки, скорее всего, бывшие в вечер исчезновения при ней, поскольку она собиралась в кино. А еще зубная нить. Когда ее мать заглянула в ее аптечку и увидела зубную нить, у нее упало сердце:

– Она была дитя привычки. Никогда никуда не уходила с ночевкой без зубной нити.

Весной 1974 года отдел преступлений против личности департамента полиции Сиэтла возглавил опытный полицейский, крупный специалист по расследованию убийств, капитан Херб Свинглер. Херба я знала свыше пятнадцати лет. В конце пятидесятых он был патрульным и первым прибыл в Западный Сиэтл по жалобе матери на непристойное поведение в отношении дочери. Из всех вызванных побеседовать с ребенком женщин-полицейских я была самой неопытной. Мне был двадцать один год, и, надо признать, меня смутили вопросы, которые мне предстояло задать этой маленькой девочке о приходившем в семью «добром пожилом дяде».

Помню, как Херб надо мной подтрунивал, поскольку я покраснела – подкалывать новичков дело обычное, но с ребенком и матерью он вел себя уважительно. Отличный полицейский и дотошный следователь, он быстро рос по службе. И теперь вся ответственность легла на Херба. Большая часть пропавших девушек была родом из Сиэтла: дни и ночи он ломал голову над загадкой, казавшейся неразрешимой. Похититель словно издевался над полицией, упиваясь легкостью, с которой ему удалось похищать женщин, не оставив следов.

Свиндлер был разговорчив, и ему требовался слушатель. Эту роль исполняла я. Он знал, что дальше меня информация не пойдет, – я блюла те же правила, что расследующие дела детективы. К тому же я была автором, искавшим именно такую громкую историю. А еще матерью двух дочерей подросткового возраста, и весь ужас происходящего и горе родителей лишали меня сна. Он знал, что я не опубликую ни слова до поры до времени, а если потребуется – никогда.

В те месяцы 1974 года я разговаривала со Свинглером чуть ли не ежедневно – вместе мы пытались отыскать связующую нить. По работе я ездила по всему побережью. Я была в курсе происходящего в других городах, подчас в двухста милях, в штате Орегон, и всегда сообщала об исчезновениях, перекликавшимися с сиэтлскими делами.

Следующая не вернувшаяся с прогулки девушка жила в Орегоне. Спустя восемнадцать дней после исчезновения Сьюзен Ранкорт, 6 мая в Корваллисе, что в 250 милях южнее Сиэтла, Роберта Кэтлин «Кэти» Паркс целый день тосковала и мучилась от сознания вины в своей комнате в Сакетт-Холл в кампусе Университета штата Орегон. Сакетт-Холл я знала. В пятидесятые я сама проучилась там семестр. Это был большой современный комплекс общежитий в кампусе университета, считавшегося тогда «малоизвестным колледжем».

Даже в ту пору, когда мир не казался таким опасным, ночью ни одна из нас не осмеливалась спускаться в коридор подвала к автомату с закусками.

В Университете штата Орегон Кэти Паркс тосковала. Она скучала по родным краям – городу Лафайетт в Калифорнии. К тому же она рассталась со своим приятелем, уехавшим в Луизиану. Четвертого мая Кэти поругалась по телефону с отцом, а шестого узнала, что у него плохо с сердцем. Ей позвонила сестра из Спокана, штат Вашингтон, и сказала, что у отца инфаркт, несколько часов спустя она позвонила снова и сообщила, что отец, кажется, выживет.