Политическая цензура в СССР. 1917-1991 гг. - Татьяна Горяева

Об определенной выборке можно говорить в связи со сборником И.Ф. Заколодника и В.Н. Касаткина{159}, в который вошли наиболее значительные распорядительные документы на период 1928–1929 гг. и который снабжен перечнем не вошедших в него документов. Издававшиеся с 1927 по 1937 г. сборники Л.Г. Фогилевича были предназначены для работников печати, издательств, Главлита, полиграфии, книжной торговли и самих писателей. По мере подготовки выпусков, а их было шесть, состав сборников обновлялся: сокращались или исключались разделы, посвященные регулированию рынка бумаги, полиграфической промышленности, издательств, расширялся раздел руководящих партийных документов. Специальные разделы посвящены политической цензуре — политико-идеологическому контролю над произведениями печати, изобразительным агитационным искусством, театральными и другими постановками. Так, в правилах издания изображений В.И. Ленина говорится о запрете помещать их на картонные коробки, носовые платки и другие предметы домашнего обихода{160}. Подобные материалы инструктивного характера помещались в сборнике Главреперткома{161}.

Объемное представление о становлении системы управления печатью и книгоиздательством, цензуры и партийного контроля складывается в результате изучения всего многообразия изданий, существовавших в это промежуточное время: советской — «Печати и Революции», независимой — «Летописи Дома Литераторов», «Книжного угла» и др., эмигрантской — «Русской книги», «Новой русской книги» и др.

Существенной для раскрытия темы информацией обладают источники мемуарного свойства, как опубликованные, так и неопубликованные. Это, прежде всего, уникальное документальное свидетельство А.И. Солженицына «Бодался теленок с дубом»{162}, а также многочисленные воспоминания деятелей литературы и искусства — А.И. Борщаговского, А.Д. Глезера, Г.П. Вишневской, Е.А. Евтушенко, Г.М. Козинцева, Л. 3. Копелева, В.Г. Короленко, В.Я. Лакшина, В.А. Каверина, Н.Я. Мандельштам, Л.К. Чуковской, К.М. Симонова — и правозащитного движения и русского зарубежья — А. Авторханова, А.А. Амальрика, Е.Г. Бонар, В.К. Буковского, Н.Е. Горбаневской, П.Г. Григоренко, А.Д. Сахарова, А.Д. Синявского и многих других.

Гораздо более редкими являются мемуары цензоров, которые, как правило, неохотно делятся с обществом своими профессиональными воспоминаниями. Широкую историческую панораму деятельности цензуры в России дают записки цензоров XIX в. А.В. Никитенко{163} и Е.М. Феоктистова{164}. Последние, ввиду своих несомненных литературных качеств, были переизданы уже в 1991 г. Уникальными для советской эпохи являются мемуарные очерки цензора О. Литовского, прославленного М.А. Булгаковым как «злой гений» литературной и театральной жизни 1920–1930-х гг.{165} После ликвидации Главлита в 1991 г. сложилась иная картина: сотни цензоров различной квалификации были вынуждены искать себе применение в иных сферах. Многие из них с удовольствием давали интервью и делились воспоминаниями. Однако политизированность и желание декорировать деятельность цензуры под «санитарно-оздоровительную» функцию государства значительно снижают их источниковую ценность{166}.

Неопубликованный источниковый массив можно подразделить на две группы — традиционные для отечественной науки источники и собственно источники цензуры. Под традиционными источниками мы подразумеваем документы как государственных учреждений, так и высших политических органов Политбюро, Оргбюро, Пленума, Секретариата ЦК, аппарата ЦК партии. Только в последние годы стали доступны для изучения общественной и культурной жизни государства документы центральных партийных органов{167}, в том числе свидетельствующие об идеологическом контроле ЦК, руководстве государственной системой управления культурой и цензурой.

Прежде всего, это постановления и решения ЦК партии по идеологическим вопросам. Хотя такого рода решения публиковались до начала 1990-х гг. многократно{168}, говорить о доступности комплекса в целом не представлялось возможным. Целый ряд важнейших решений по идеологическим вопросам носили до недавнего времени секретный характер. Это касается, прежде всего, директивных документов об организации, структуре и деятельности цензурных органов или решений, направленных на различного рода идеологические ограничения. Такие материалы не подлежали опубликованию и использованию, о чем свидетельствуют специальные отметки на них.

Руководство страной, особенно по идеологическим вопросам, концентрировалось в Политбюро, Оргбюро и Секретариате Ц.К. Разграничить компетенцию Оргбюро и Секретариата можно только весьма условно. Их личный состав почти полностью совпадал. Часто решения по одним и тем же вопросам встречаются в протоколах обоих органов. На заседаниях Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК:

1) рассматривались и принимались решения по важнейшим идеологическим вопросам, имеющим принципиальное для партийной идеологии и дисциплины значение, а также по отдельным фактам и конкретным персонам;

2) утверждалось создание новых органов, ведающих вопросами культуры и пропаганды, в системе как государственного, так и партийного аппарата; регламентировались их функции и задачи, объем полномочий, утверждались структура, бюджет, а также изменения по всем названным позициям;

3) рассматривались и выносились решения по вопросам разграничения функций в управлении идеологией и культурой, разрешались конфликты между различными органами, возникающие на этой почве;

4) утверждалась партийная и государственная номенклатура, в том числе и в учреждениях управления идеологией и культурой; решались вопросы назначения, перемещения и увольнения, а также партийных и административных взысканий.

Эти факторы имеют определяющий характер для состава и характера партийной документации. Порядок делопроизводства был общий, протоколы Оргбюро и Секретариата следуют вперемежку, с общей нумерацией. Наиболее ответственные назначения и решения подлежали утверждению на Политбюро. В этих случаях в протоколах Политбюро повторяется название постановления и делается ссылка на номер протокола Оргбюро (хотя бы это было решение Секретариата). Многие постановления Оргбюро и Секретариата в протоколах отсутствуют, так как являются достоянием «особых папок», их названия заменены буквенным шифром. Протоколы Политбюро{169} представляют собой копии с факсимильной подписью И. Сталина и печатью; протоколы Оргбюро и Секретариата{170} подписаны одним из секретарей Ц.К. При необходимости можно обратиться к подлинным протоколам, которые содержат подписи и пометки секретарей ЦК и членов Оргбюро.