Я б ему... дала - Мария Коваленко

Странное дело, когда эти слова говорила Аглая, они казались умными и серьезными. А сейчас произнесла, и запить сразу захотелось, а еще лучше – рот прополоскать от такой глупости.

Какие дела и работа, когда дети? Двое!

Судя по складке между бровей князя, его эти доводы тоже впечатлили. Спасибо, хоть от комментариев воздержался. Хорошая все же штука «воспитание»!

– У тебя, кстати, молодой невесты точно никакой нет? – От сердца уже отлегло, но последний беспокоивший вопрос задать все же стоило.

– Я тебя, наверное, сильно расстрою, но ни невесты, ни отары овец, ни своего аула у меня нет.

– Это, конечно... прискорбно, – на последнем слове я с трудом сдержала смех. – И лезгинку ты, скорее всего...

– ...лезгинку, танец с кинжалами – ничего не танцую!

– Тяжелый случай.

Глаза наполнились слезами. В этот раз только от смеха.

– А очень нужно было? – Князь как душевнобольную погладил меня по голове.

– Ну... Отару я бы пережила. Аул, вероятно, тоже... – спрятала счастливый взгляд за кружкой. – Но с лезгинкой нужно что-то решать!

– Мм... – понимающе потянуло Сиятельство. Диагноз мне, вероятно, уже был готов.

– Перед детьми будет стыдно.

Я все же прыснула от хохота и, пока не начался четвертый акт истерики, принялась мелкими глотками пить свой остывший кофе.

* * *

После выяснения всех стратегических вопросов Величество, который теперь заслужил ещё титул Мистер Терпение, до конца завтрака был нем как рыба.

Не кривя носом, Дамир пил обычный молотый кофе. Поглядывая на экран монитора, жевал бутерброды. В общем, вёл себя как вполне обычный мужик. Чуть симпатичнее большинства, чуть выше и шире в плечах, но не мегабосс огромной империи из стекла и бетона.

Этим мерзавец меня и расслабил.

Наревевшаяся и сытая, я благосклонно отнеслась к идее снова скататься в больницу к Левданскому. Выяснить все же, что хотел от нас Антон Павлович. И даже смирно села на переднее пассажирское сиденье новенького мерса.

В общем, я сделала все, чтобы попасться в ловушку. А очухалась, когда сквозь романтическую вату в ушах услышала, как Дамир расписывает мое ближайшее будущее.

«Вещи можешь не собирать. Гардероб и все необходимое можно купить в Питере».

«Если с работой возникнут трудности, дай знать. Я все улажу, отпустят без проблем».

«Клинику для наблюдения можешь выбрать сама. Если не понравятся питерские, договоримся с хорошей шведской. Квартира в Стокгольме у меня есть, так что даже летать не придется».

«О деньгах не беспокойся. Я хочу, чтобы у тебя и моих детей был лучший уход и обслуживание».

«Заявление в ЗАГС Аглая отвезет завтра. Сегодня я дал ей задание кое-что докупить в квартиру, потому не успеет».

«По поводу...»

Будто спланировал мою жизнь и жизнь наших детей как минимум до их совершеннолетия, Дамир все говорил и говорил.

Краткое содержание сводилось к «договорюсь, куплю, поедем». Почти как знаменитое «люблю, куплю, полетели». Уже точно зная, что никуда я с этим Юлием Цезарем не поеду – квартальные отчёты и инвентаризация сами себя не сделают, – вначале я молча возмущалась княжеским самоуправством. Ну он серьезно? Вот так, будто я мебель?

А после «Стокгольма» и «Аглаи, подающей документы в ЗАГС», незаметно выпала из реальности.

Даже без «люблю» комплект предложений князя разжижал мозг в густой клубничный сироп. Женская гордость требовала борьбы за свои права. Звала на баррикады. Но жизненный опыт уделывал, ее как Тайсон доходягу очкарика.

Не было ничего общего с моим первым браком. Ни споров до хрипоты о том, приглашаем ли мы на свадьбу алкоголика-друга Кондратия. Ни утомительного турпохода по местному общепиту в надежде найти то самое место, которое понравится будущей свекрови. Ни грустного подсчёта финансов.

Имея такой опыт за плечами, я не то что злиться – с обидой смотреть в сторону Дамира не могла. Его речь нужно было записывать на бумагу и выдавать всем будущим отцам-мужьям в качестве образца. Идеал мужчины! Единственный и неповторимый. Запакуйте, я беру!

Непонятно лишь, как из этого тотального джекпота выпутываться. Однако у судьбы по этому поводу были свои соображения.

В палате старика нас встретила только пустая кровать. Без постельного белья и бумажного кулька таблеток на тумбочке.

А возле палаты – импозантный немолодой мужчина в очках, в котором я сразу же узнала нашего единственного на весь город нотариуса.

– Что-то случилось? – князь, как всегда, спохватился первый.

– Антона Павловича больше нет, – нотариус снял очки, тяжело вздохнул, а потом посмотрел на меня. – Но у меня к вам, Дарья Юрьевна, есть дело.

Дарья.

Все, что происходило дальше, напоминало мне старую сказку. Ту самую, где несчастной сиротке за героическое терпение и хорошее поведение выдали дворец. Перед этим, правда, была суета с крестной, балом и принцем, который ни черта не разбирался в женской обуви. Но всем известно, что принцы и туфли – фигня в сравнении с геморроем по содержанию дворца.

Я искренне не желала слышать ничего из того, что лилось в уши. Все, чего хотелось мне, Дарье Подберезкиной, этим утром после посещения больницы – усесться где-нибудь в укромном уголочке и навзрыд расплакаться.

Старика было жалко до колкой боли за грудиной. Я хорошо помнила его вчерашнего, с энтузиазмом рассказывающего об усадьбе, поголовье скота, размерах заготовки сена с соломой. И с трудом держалась от слез.

Милый он был. Чудаковатый. Одинокий, но такой романтик! Так верил в свою теорию с проклятьем и любовью, способной это проклятье снять. Смешной в своей заботе о нас с князем. Внимательный.

Хотя бы одной речушки слез он однозначно был достоин. Но нотариус пусть и вздыхал, однако продолжал делать свое дело.

В кабинете, находившемся в паре кварталов от больницы, он усадил нас с Дамиром в кресла и начал зачитывать свеженькое, составленное рано утром завещание.

В глазах горела скорбь, но с уст слетали вполне себе спокойные и чёткие фразы. Совершенно непонятные. Что-то о наследстве и последней воле.

Расстроенная беременная женщина долго сражалась во мне с главным бухгалтером. И только когда вторая победила, мозг смог обработать поступившую информацию.

Получалась картина маслом. Наследников у Левданского не было. А идея фикс имелась. Перед смертью щедрый старик нашел способ, как превратить свою мечту в жизнь. Спрашивать согласия или интересоваться чужим мнением он, конечно же, не стал.

– Подождите, – я перебила нотариуса, когда он что-то разъяснял Дамиру. – А может, Антон Павлович оставил свою усадьбу какой-то другой Подберезкиной? Ну, мало ли... Однофамилица.