Рокоссовский. Командующий Парадом Победы - Кирилл Константинов

Рокоссовский обратился к Жукову и изложил ему свои доводы относительно необходимости отвода войск: части 16-й армии понесли большие потери, люди устали и буквально валятся с ног, а Истра – прекрасная естественная преграда танкам и мотопехоте противника. Остановить врага там будет легче, задействовав при этом меньшее количество сил, а значит, можно будет перебросить высвободившиеся подразделения на более опасные направления. Жуков какое-то время молчал. Потом коротко и жестко запретил Рокоссовскому любое отступление. «Стоять насмерть», – закричал он в конце разговора.

Однако командарм-16 не смирился с отказом. Он был убежден в правильности своего решения. Поэтому немедленно подготовил телеграмму на имя начальника Генерального штаба Б. М. Шапошникова, в которой просил санкционировать отвод войск на истринский рубеж. Через некоторое время из Генштаба был получен ответ, одобряющий план Рокоссовского. Штаб 16-й армии воспрял духом. Немедленно подготовили распоряжение об отходе и разослали его в части. Начали планировать организацию обороны на новых позициях. Неожиданно пришла телеграмма:

Формулировки «ни шагу назад», «любой ценой» и т. д. стали весьма популярны в то время. Однако командование, щедро раздавая подобные приказы, зачастую даже не пыталось вникнуть в обстановку и проанализировать возможность, а главное, целесообразность их исполнения.

Рокоссовский использовал все возможные варианты, благодаря которым мог эффективно выполнить боевую задачу и при этом сохранить вверенные ему части. Но не он командовал фронтом и как военный человек вынужден был подчиниться приказу старшего по званию и должности. Приказ стоять насмерть был, безусловно, жестоким и, очевидно, неграмотным тактически. Позади 16-й армии в тот момент не было никаких резервных сил и прорыв немцев обеспечил бы им выход к Москве. Тем более что через несколько дней отступать все же пришлось уже по команде из штаба фронта. Жуков просто не стал вникать в обстановку на этом участке фронта. Удивительно другое. Он знал Рокоссовского много лет, служил под его началом и не мог не понимать, что такой командир не затеет отступление без веских на то причин. Но комфронтом исполнял указания свыше – любой ценой не пустить врага к Москве, – и делал это так, как умел. Просто он пошел по пути наименьшего сопротивления, оплатив этот путь жизнями солдат.

В связи с этим интересен и разговор, произошедший накануне между командующим Западным фронтом и Верховным главнокомандующим. Сталин спросил тогда Жукова, уверен ли он, что Москву удастся удержать? Очевидно, этот вопрос не предполагал отрицательного ответа, и комфронтом сказал: «Москву, безусловно, удержим. Но нужно еще не менее двух армий и хотя бы двести танков». «Это неплохо, что у вас такая уверенность. Позвоните в Генштаб и договоритесь, куда сосредоточить две резервные армии, которые вы просите. Они будут готовы в конце ноября.

Танков пока у нас нет»[15]. Как просто! Швырнуть две армии – это десятки тысяч человек – под колеса и гусеницы фашистской бронетехники и таким способом остановить врага. За ценой не стояли…

16-я армия не могла больше сдерживать напора немецких войск. Противник отбросил ее части и с ходу форсировал Истру. На фланге соседней 30-й армии, потеснив оборонявшиеся дивизии, гитлеровцы прорвали фронт и устремились вглубь. Одновременно нанеся удар на другом направлении, фашистские танки вышли на Солнечногорск и Клин. Противостояли им здесь только «… малочисленная 126-я стрелковая дивизия, очень слабая 17-я кавдивизия, 25-я танковая бригада, имевшая двенадцать танков, причем только четыре из них – Т-34»[16]. Над 16-й армией опять нависла угроза окружения. Рокоссовский отправил своего заместителя, генерал-майора Ф. Д. Захарова, организовать оборону этого направления.

Забегая вперед, скажем, что удержать Клин не удалось. С теми силами, которыми располагал генерал, сделать это было невозможно. Не пуская врага в город, его защитники до последнего сдерживал натиск немецких танков, а после того как они прорвали оборону, генерал с оставшимися войсками организовал оборону юго-восточнее, прикрывая направление дороги, ведущей к Москве. Тем не менее Ф. Д. Захаров был привлечен к ответственности за сдачу Клина. Однако военный прокурор, прибывший по распоряжению Жукова, рассмотрев выдвинутые против генерала обвинения, состава преступления в них не нашел и производство по делу прекратил.

Через некоторое время командующий Западным фронтом приказал Рокоссовскому и Лобачеву лично отправиться в Клин для непосредственного руководства войсками. Оба немедленно выехали туда. Но, прибыв в город, быстро убедились, что удержать его будет невозможно: наших войск почти не оставалось, а немецкие танковые колонны рвались с разных направлений. Поэтому командарм приказал по телефону начальнику артиллерии генералу Казакову перенести огонь на этот участок, чтобы хотя бы задержать противника. На солнечногорском направлении дела шли не лучше, и артподдержка требовалась и там. Снова пришлось растягивать войска. Однако на сей раз это не помогло, и вскоре Солнечногорск оказался занят фашистами.

Рокоссовский понял, что дольше оставаться в Клину нельзя. Во-первых, бои шли уже на окраинах города, а во-вторых, он как командующий армией в такой момент должен был находиться на ее основном КП. Из здания, где располагался телеграф, он успел еще связаться с начальником штаба Западного фронта В. Д. Соколовским и доложить, что удерживать позиции более невозможно. В этот момент по дому ударил снаряд, и связь прервалась. Надо было уходить.

Фашистская артиллерия громила город. Танки уже врывались на центральные улицы. Конники 17-й дивизии В. А. Гайдукова были последними, кто оказывал здесь сопротивление врагу. Автомобили командования и группы прикрытия выехали из Клина, однако выяснилось, что двигаться они могут только на восток: остальные дороги были уже перерезаны немцами. Ехали быстро, внимательно глядя вперед и по сторонам – гитлеровцы могли появиться в любой момент.

Неожиданно раздались выстрелы – в стороне от дороги по полю двигалось несколько вражеских танков. Маневрируя, нашим шоферам удалось уйти из-под обстрела. Через несколько километров ситуация повторилась, но на этот раз гитлеровцы подбили машину сопровождения со счетверенным пулеметом. Продолжать путь пришлось на двух легковых автомобилях. У всех в руках были гранаты и автоматы. Однако воспользоваться ими, к счастью, не пришлось. Вскоре машины выехали на Ленинградское шоссе, где немцев еще не было. Поздно ночью Рокоссовский и его спутники прибыли в штаб армии.

Для солдат и командиров 16-й армии наступал критический момент. Сил становилось все меньше, враг наращивал давление, а руководство фронтом требовало не просто остановить врага, но взять обратно Солнечногорск и Клин, в которых противник уже закрепился. Рокоссовский не имел возможности уклоняться от исполнения приказов или обжаловать их. Напротив, его штаб прилагал все силы, для того чтобы срочно изыскать резервы, перебросить с одного участка на другой войска, в конце концов просто организовать минирование дорог и мостов. Однако командование фронтом не видело и не ценило этих усилий. Генерал Жуков регулярно вызывал военачальников 16-й армии к телефону и, угрожая им, требовал выполнения боевой задачи. Работать в такой обстановке иногда бывало просто невыносимо. Невыносимо настолько, что начальник штаба М. С. Малинин часто просил у Рокоссовского разрешения располагаться подальше от основных дорог, чтобы не иметь телефона высокочастотной связи (ВЧ), по которому ему чаще всего приходилось выслушивать оскорбления командующего фронтом.