Не овладеешь ветром - Мария Дмитриевна Скубко

что, – деланно легкомысленным тоном продолжил развивать тему Эрмин, – если ты хочешь меня поцеловать – то будь любезна сделать это сама.

Ответом ему было лишь независимое фырканье. Отчаянно краснея, Нари продолжала упрямо смотреть на озеро.

Минут пять они молчали, потом она подобралась к нему ближе.

– А может, и поцелую! – почти возмущённо заявила она, нависая над ним.

– Какие угрозы!.. – пробормотал он, занятый разглядыванием её лица: обрамлённое золотыми в лучах солнца прядями, оно казалось ему светящимся.

Она несколько секунд тоже вглядывалась в него – ей казалось странным, что его глаза сейчас выглядят совсем даже не ястребиными, а очень нежными и ласковыми, цвета её любимого мёда.

Наконец, решившись, она склонилась к нему.

Целоваться Нари не умела совершенно – молодые люди, с которыми она пыталась ходить на свидания, совсем не вдохновляли её на опыты подобного рода. Она весьма смутно представляла себе, что нужно делать, и всё, на что хватило её фантазии – коснуться своими губами его.

Тёплые и мягкие; она попробовала провести своими губами по его – это тоже оказалось приятно и очень мило, но совсем не похоже на то, чего она ожидала от поцелуев.

Выпрямившись, она гневно обличила:

– Ты что, совсем целоваться не умеешь?!

Он рассмеялся в ответ так искренне и задорно, что и она невольно прыснула смешинкой.

Опершись руками на землю, он приподнялся, чтобы их лица снова оказались рядом.

– Я-то умею, Нари, – ехидно поведал он. – А вот ты, оказывается, нет!

Это обстоятельство весьма его повеселило. Не то чтобы Нари произвела на него впечатление женщины, опытной в вопросах такого рода, но и столь тотального отсутствия навыков он как-то не ожидал.

Обиженно ткнув его в грудь кулачком, она упрекнула:

– И что тогда не помог, раз умеешь?

Он улыбнулся смущённо.

– Напугать боюсь, – тихо признался он, и в этих певучих словах ей почудилась какая-то несвойственная ему обычно хриплость.

– Не напугаешь! – блеснула она гордым взглядом и замерла в ожидании.

На губах его расплылась предвкушающая улыбка.

– Уверена?.. – спросил он таким тоном, что она тут же поняла, что точно испугается. Но не идти же теперь на попятный!

– Уверена! – с королевским видом ответила она.

Он протянул к ней руку; поправил прядь волос, попутно зарывшись в них пальцами. Другой рукой за талию он притянул её к себе ближе; теперь они оба сидели бок о бок, касаясь друг друга бёдрами, но лицом друг к другу. Нари показалось, что это весьма интимно и, возможно, даже неприлично; но развить эту мысль внутри себя она не успела, потому что… закончив с выходом на удобную для атаки позицию, князь приступил к делу.

Та рука его, что играла с её волосами, переместилась, придерживая её за затылок; властный поцелуй накрыл её губы прежде, чем она поняла, что происходит.

О да, он-то, определённо, целоваться умел, в отличие от неё! Нари даже не успевала понимать и осознавать, что именно происходит с её губами, и с языком, и с нёбом, и как это вообще, и что!..

Опомнилась она только тогда, когда обнаружила, что, лёжа спиной в траве, жадно пытается надышаться воздухом. Он, освободив её губы явно лишь для этой передышки, сам продолжал целовать – щёки, виски, шею… и Нари с ужасом поняла, что от этих поцелуев – особенно вон туда в основании шеи! – у неё опять перехватывает дыхание, и она совсем, совсем не может сделать вдох!

Впрочем, сосредоточиться на этом осознании она тоже не успела, потому что он вернулся к её губам – и она уже сама, обвив руками его шею, радостно открылась ему навстречу, желая снова почувствовать всю ту гамму переживаний, которую в ней вызывало соприкосновение их языков.

Вдруг незнакомое острое чувство пронеслось вдоль её позвоночника, заставляя выгибаться ему навстречу и прижиматься к нему теснее, как можно теснее. Ей сделалось беспокойно от желаний, смысла которых она пока не понимала, и её испугало то, что сердце её, казалось, пробивает грудь своими быстрыми сильными толчками, и вся её кровь, отхлынув куда-то к животу, оставила в голове звенящую пустоту.

Она попыталась отвернуться от его губ – не потому, что ей было неприятно, а потому, что она испытывала слишком острые ощущения, и ей казалось, что она вот-вот упадёт в обморок, не в силах совладать с этими ощущениями.

– Всё-таки напугал?.. – обеспокоенно переспросил он, чуть отстраняясь.

Смятение её ещё возросло – потому что ей настолько не хотелось, чтобы он отстранялся, что она едва удержалась от того, чтобы не ринуться к нему всем своим существом.

– Не ты напугал, – поспешно заверила она, испугавшись, что он поймёт её не так. – Просто очень… сильно… – не нашла она никакого подходящего слова, чтобы описать всё то, от чего её тело стало совсем чужим и горячим.

Он улыбнулся; помог ей сесть.

– Дыши! – с улыбкой велел он, и сам стараясь незаметно отдышаться. Ему ужасно хотелось показать ей, что он-то прекрасно себя контролирует, и его никакими поцелуями не смутишь!

Она мягко рассмеялась и завозилась, устраиваясь у него в объятьях.

Острота напугавших её ощущений постепенно покидала её тело; успокаивалось сердце, выравнивалось дыхание, голова переставала кружиться. На место это остроте пришло тёплое, глубокое, ясное счастье.

– Я тут подумал, – высказался вдруг над её ухом Эрмин, – может, мне всё-таки стоит вернуться к идее с шантажом? – она, рассмеявшись, небольно ткнула в него локтем. Он тоже рассмеялся и продолжил свою мысль: – Как насчёт такого, Нари? Больше тебя не поцелую, пока ты, наконец, не согласишься стать моей женой! – пафосно обозначил свой коварный шантаж он.

Повернувшись, она потёрлась лицом о его грудь.

– Неплохой ход, – томно возвестила она, а затем подняла на него глаза и, демонстративно медленно облизав губы, мягким шёпотом, в котором всё же звучал неуловимый оттенок насмешки, уточнила: – Но ты уверен, что сумеешь удержаться?

Он с восторгом вгляделся в светло-серые глубины её глаз.

– Не сумею, Нари, – согласился он, целуя её.

…спустя пять минут она всё же заявила, что он может забирать её со всеми потрохами хоть сейчас.

Князь, не промедлив и секунды, подхватил её на руки и куда-то понёс: у него, очевидно, уже всё было продумано.

В кои-то веки её это совсем не раздражало.

Возможно, потому что теперь она чувствовала себя любимой женщиной, а не вещью.