Ее единственное желание - Гэлен Фоули

Так где же ее истинное место?

Джорджи не знала сама.

Она сжала кулаки, чуть приподняла подбородок и стала искать взглядом братьев. Уж они-то ее не прогонят!

Из толпы выступил лорд Гриффит. Его взгляд был устремлен на нее, хотя по бесстрастному лицу было трудно сказать, собирается ли он ее спасти или как следует отчитать. Но, так или иначе, при виде его ее сердце сжалась от счастья. Да он неотразим в своем вечернем костюме. Просто великолепен!

— Мисс Найт! — воскликнул маркиз, взяв ее руку и наклоняясь с истинно светской учтивостью. — Выглядите чудесно!

Она недоуменно уставилась на него. Почти немедленно появились братья. Дерек сухо улыбнулся, а Гейбриел отвел лорда Гриффита в сторону и тихо произнес:

— Милорд, мне очень жаль. Я не знал, что она собирается прийти. Сейчас скажу, что ей придется вернуться в гарем.

— Вздор! Они уже ее видели, — прошептал Йен в ответ, переводя взгляд с Гейбриела на Джорджи. — Если мы сейчас попытаемся ее спрятать, будем выглядеть слабаками. Потеряем лицо. Она должна остаться. Будет сидеть с нами, за столом махараджи.

— Уверены, сэр? — пробормотал Гейбриел.

— Все обойдется, — заверил маркиз. — Позвольте ей пойти со мной. Таким образом, они не смогут отделаться от нее, не оскорбив всю делегацию.

— Так и быть, — кивнул Гейбриел.

Лорд Гриффит с вкрадчивой улыбкой повернулся к Джорджи:

— Не угодно ли присоединиться к нам, мисс Найт?

Когда он спокойно предложил ей руку, она испытующе оглядела его.

Само олицетворение светской вежливости. Однако в глазах мелькнуло что-то непонятное. До чего же интригующий человек!

— Благодарю, лорд Гриффит, — ответила она так же вежливо и взяла его руку. Заметила проницательные взгляды братьев, но решила их проигнорировать и изящной походкой проследовала через зал. Позже маркиз скорее всего прочтет очередное наставление, но пока довольно и того, что он решил взять ее под свое крыло. Тем более что негодный Шаху снова пялился на нее с другого конца комнаты.

У Джорджи имелось множество приемов, чтобы держать на расстоянии влюбленных мужчин, но они в основном были британскими набобами, воспитанными по правилам западного этикета.

Вскоре появился махараджа Джохар, и армия дворцовой челяди принялась обслуживать гостей.

В ожидании начала обеда все расположились на квадратных подушках, разбросанных вокруг длинных низких столов. Йен нашел такое размещение весьма интимным, особенно когда рядом очаровательная женщина.

Сняв перчатки перед обедом, мисс Найт устроилась между Гейбриелом и Йеном.

Перед каждой парой гостей поставили большие серебряные блюда с экзотическими яствами. Рядом поместились стопки мягких дымящихся лепешек, дрожжевых и пресных. Джорджиана объясняла маркизу название каждой: пшеничная, мятная, кукурузная, ржаная… из каштановой муки, из чечевичной…

Лепешками вместо вилок подцепляли еду И отправляли в рот.

На блюдах лежали также горки риса. Джорджи различила люля-кебабы с овощами и кусочки баранины и курицы на миниатюрных шпажках. В крохотных мисочках находилось пюре из чечевицы и бирьяни, приготовленное на медленном огне куриное рагу с овощами и пряностями: шафраном, корицей и кардамоном. Йен словно вновь очутился на рынке специй, где впервые увидел Джорджиану.

Онотведал еще одно блюдо: нечто вроде бараньего жаркого в сливках и с миндалем — и даже спросил Джорджиану, не хочет ли она попробовать, но та ответила, что не ест мясо.

Выросший на простой английской пище, в чопорной школе, где превыше всего ценились аристократические манеры, Йен понимал, что настало время разнообразить свои вкусы. Оставалось лишь надеяться, что он не уронит на галстук чечевичное пюре в попытках донести еду на лепешке от тарелки до рта.

Джорджиана весело наблюдала за ним. Бедняга сокрушался, что именно в этот вечер надел белый жилет.

— Дорогой лорд Гриффит, упоминал ли ваш переводчик о том, что для индийцев знаменуют черный и белый цвета? — пробормотала она, подавшись ближе.

— Нет, а в чем дело?

— В Индии белый — цвет смерти, а черный — знак несчастья, — прошептала Джорджи.

— Шутите?! — воскликнул он, садясь прямее.

Она покачала головой и осторожно слизнула с пальцев каплю соуса.

— Лично я считаю вас очень красивым, но если хотите смягчить сердца хозяев, попробуйте красный, зеленый или голубой. Можно и желтый. Розовый также приемлем.

— Розовый? Дорогая леди, ни один потомок норманнских воинов не снизойдет до розового цвета!

— Вы можете стать родоначальником новой моды. Одли наверняка бы так и сделал, — весело подмигнула она.

Он рассмеялся.

Все это время их развлекал оркестр махараджи. Причудливая мелодия вины, старинного щипкового инструмента, флейты и медленный барабанный ритм успокаивали.

Обед прошел в приятной беседе.

Приятной… если не считать усилий Шаху привлечь внимание Джорджианы. Молодой фат, вне всякого сомнения, нашел ее достойным своего внимания развлечением. Но ее вежливое безразличие сбивало его с толку. Чем больше она игнорировала его, тем громче и настойчивее становилось его хвастовство. Двум беднягам телохранителям неизбежно приходилось подтверждать заявления высокородного балбеса, утверждавшего, что он превосходит всех и во всех областях — начиная с охоты и заканчивая военным искусством.

Судя по лицу, Джохару очень хотелось дать сыну пощечину.

Гейбриела явно обуревало то же желание.

Чувствуя нарастающее раздражение, Йен поспешил сменить тему:

— Как ваш отец, майор?

— Мы несколько месяцев с ним не виделись. С тех пор как он отправился в море, на встречу с нашим кузеном Джеком, — пояснил Гейбриел. — Но надеюсь, что он здоров.

Услышав это, Дерек поспешно подался вперед:

— Знаете, что Джек владеет судоходной компанией?

— Я слышал об этом.

— Склады по всему миру. В тот момент, когда монополия Ост-Индской компании была снята, он принялся завоевывать индийский рынок. Теперь у него конторы в Мадрасе, Калькутте и Бомбее.

— Рад за него, — пробормотал Йен, пораженный тем, что завзятый озорник, с которым они пускались во множество детских проделок, так разительно изменил свою жизнь.

Джорджиана осторожно подтолкнула Йена локтем.

— Насколько я поняла, вы знали нашего отца совсем молодым? Каким он был?

— О, мы любили его, — со всей искренностью проговорил он. — В те дни — Господи, мы были просто щенятами: десять-одиннадцать лет — лорд Артур был единственным взрослым, который никогда нам не лгал. Мы все пришли в отчаяние, когда он уехал. Особенно Джек.