Их любовник - Татьяна Богатырева

Он вспыхнул дикой смесью протеста, гнева и возбуждения (мгновенно отозвавшейся во мне жаркой волной предвкушения), раздул ноздри, как злобный жеребец. Я на миг испугалась, что он сейчас укусит. Или обольет меня презрением и закатит скандал, на которые он мастер. Помнится, даже Сирену умудрился переиграть на этом поле, а уж она-то признанный чемпион. Но глаз я не отвела, только добавила жесткости во взгляд и припомнила недоигранную сцену в «Гудвине».

Ну, давай, Бонни. Я же вижу, ты хочешь этого даже больше, чем я. За этим ты и пришел, сколько бы не врал себе о настоящей мужской дружбе и самопожертвовании.

Не знаю, сколько мы так бодались взглядами — секунду или час. Девчонки, хоть и косые, но почувствовали напряжение момента и тоже замерли, не дыша от любопытства. И в какой-то момент Бонни коротко выдохнул, склонил голову и опустился передо мной на колени.

Честно, я чуть не кончила, так это было остро и горячо. Губы тут же пересохли, все мысли куда-то исчезли, оставив лишь желание коснуться… Что я и сделала. Запустила руку в его волосы, разворошила стильную небрежную прическу и сжала пряди в горсти.

Мне показалось, или он едва сдержал стон? А, нет, это Анжелка тихо ахнула и зажала рот ладонью. А Ларка показала мне большой палец, мол, знай наших!

Я слегка надавила на его затылок — напряженный, упрямый. Давай, Бонни. Мы только начали! И он поддался, неохотно, ломко, словно не склоняя голову к моему обтянутому тонким чулком колену, а поднимая на плечах египетскую пирамиду. Зато прикосновение его губ было… о, боже! Меня почти унесло. Были бы мы одни — я бы немедленно привлекла его ближе, раздвинула колени… Нет, нельзя! Не здесь. Не сейчас. Я его еще не простила!..

Простила?.. да, я же хотела… нет, не чтобы он отстранился, нет!..

Мне тут же стало зябко и обидно. Какого черта он, вместо того чтобы обнять меня, отстранился и стоит, как чурбан, даже не смотрит на меня?! Чего он ждет?!

Кажется, я сама чего-то хотела… да… точно! Ошейник же.

Соберись, леди Говард. Сейчас нельзя растаять, как мороженка под солнцем Лос-Анжелеса. И вообще, на нас смотрят. Как некстати сейчас на нас смотрят!

Под ошарашенными взглядами подружек я достала из сумочки ошейник. Настоящий, на бультерьера, из толстенной серебряной цепи. И молча надела его на Бонни.

Он вздрогнул, ощутив прикосновение холодного металла к шее, и так же молча позволил мне его застегнуть.

— Ни хера себе, — не выдержала Наташка. — Тот самый Джеральд?

— Ну ты даешь, Тишка! — Лариска.

— Может, одолжишь на часок? — Анжелка, кто ж еще.

Одна Катька смотрела на меня, как на вылезшего из пола черта рогатого, разве что не крестилась.

— Не-а, не одолжу. Это мой спецзаказ. Si, dolce putta?

— Si, Madonna, — хрипло, неохотно.

О, боже! Он сам вообще представляет, как меня заводит его сопротивление? Эта чертова Жанна Д`Арк, идущая на костер?! Больной ублюдок…

— Что ты делаешь? — почти жалобно спросила Катька, которую жизнь явно к такому не готовила. — Это же…

— Частная жизнь звезд, — прокомментировала Анжелка с видом прожженной журналюги и отсалютовала мне стаканом с чем-то неоново-голубеньким.

Шея Бонни под моей ладонью напряглась сильнее, еще чуть — и взорвется. И я не знала, что он сделает дальше: трахнет меня прямо на глазах у подружек или перевернет к чертям собачьим стол, а сам сбежит.

Ладно. Так уж и быть, помогу тебе, упрямый ты баран.

— Всего лишь пари между джентльменами, — я перешла на английский: Бонни не говорит по-русски, а девчонки поймут. — Кукарекать под столом скучно.

Задать вопрос, а что же именно джентльменам весело, девчонки не успели. В нашу ложу ввалилась сладкая парочка — накачанный блондинчик, явно профессиональный стриптизер, и рыженький Олежек, которому до профессионала было еще ползти и ползти. То есть он вошел со вполне годной улыбкой «ай-нэ-нэ», но стоило ему увидеть нас, и улыбочка сползла и сам он сбледнул. Еще бы. Ему-то сказали про леди Говард с подругами, а тут — однокурсницы. Обломчик.

А Катька, дурище трусливое, покраснела и попыталась сползти под стол.

— О, какие мальчики! — не отпуская волос Бонни, пропела я. — Прелесть! Только слишком много одежды.

Получилось еще стервознее, чем мне хотелось, но не беда. Подумаешь, вымещу часть злости не на Бонни, а на Олежеке. А нечего было крутить Катькой, знал же — для нее все серьезно. Совесть не шевельнулась небось, когда бросил ее ради какой-то там мадам со связями. А теперь — кусай локти, сучонок.

Москва, конец октября

Роза

— Не вопрос, прекрасные дамы! — просиял блондинчик, подтолкнул Олежека, мол, работай, дебил, пока не уволили обоих, и начал томно стаскивать блескучую рубашку.

Олежек, которому не хотелось быть уволенным, натужно улыбнулся и тоже принялся томно извиваться. Без огонька, прямо скажем, и даже не глядя ни на одну из нас. Видимо, чтобы не оскорбить випов неподобающим взглядом.

В отличие от него блондинчик отрабатывал на все сто, причем жертвой своего обаяния избрал Анжелку. Уж не знаю, то ли принял ее за заказчика банкета (Анжелка выглядела намного эффектнее меня), то ли верно оценил свои шансы против Бонни, искоса поглядывающего на них с Олежеком.

Смотреть дольше пяти секунд на самодеятельность колхоза имени дольче виты я не смогла. Нежно погладила Бонни по затылку и вопросила тоном лорда Сноба:

— И это — лучший клуб Москвы? Бонни, покажи мальчикам, как это делает настоящий профи, — и резко сжала в горсти его волосы.

Его прерывистый вздох произвел на меня куда большее впечатление, чем местный стриптиз. Раз этак в тысячу большее.

— Si, Madonna, — отозвался он, каким-то змеиным движением поднялся на ноги и кивнул на полупустой стол. — Здесь?

— Si, mio dolce, — кивнула я и щелкнула пальцами: — Тамерлан!

Девчонки тут же расхватали свои коктейли и отошли от стола, чтобы лучше видеть представление. А мулат тут же бросился освобождать стол, заодно припряг к этому делу обоих мальчиков. Блондинчик воспринял все нормально — работа и есть работа, к тому же бесплатный мастер-класс от самого Бонни Джеральда. А Олежек то бледнел и отводил глаза, то с вызовом поглядывал на Катьку, то снова прятал взгляд.

— Тишка, отпусти его, — не выдержала пунцовая Катька.

— Рыжую безногую каракатицу-то? — усмехнулась я, краем глаза наблюдая, как Бонни объясняет Тамерлану что-то насчет музыки. — Легко, все равно от него толку ноль.

Олежек чуть не опрокинул сервировочный столик и глянул на меня, как на террористку с десятью кило пластида в сумочке. Мне стало любопытно: решится попросить его оставить и не лишать работы в «Касабланке» или не решится? Отношения у нас непростые, дружбы во время учебы не сложилось. Возможно, потому что поначалу Олежка меня не замечал, а после смерти родителей резко «влюбился» и так же резко остыл. Я тогда не поняла, в чем прикол, мне Тошка потом признался, что провел воспитательную беседу. Мол, не лезь к Тишке, ее наследство и квартира — не про твою честь. А для лучшего понимания политической ситуации поставил рыжику фингал.