Распутье - Иван Ульянович Басаргин

повозка, доверху набитая солдатами, смяла офицера. Убит. Это и был Содом и Гоморра, когда бог отнял у людей разум, вселил страх. Бежали люди, бросали дорогое оружие, бежали спасти живот свой. Нет веры в победу – пропала армия. Нет веры во властителей – пропал народ, пропало государство.

Отняли ту веру и у меня; веру в генералов, веру в царя, даже чуть в бога. Да простит он мне мои согрешения. Был Вавилон, зачем же творить другой?»

11

Волчица была молода, с первой охоты хотела повести волчат на кабанов, но Черный Дьявол повел их мышковать. Мышь – тоже мясо. Дьявол показал, волчата начали охоту. Гонялись за юркими мышами, но дело не шло. Наконец поймал мышь светло-серый волчонок. Начал есть. Дьявол же не обращал внимания на волчат, продолжал сам мышковать, кормиться. Хотя рядом, на сопке, а это слышал Черный Дьявол, паслась чушка с поросятами. Не трогал. Эти от него не уйдут. Есть мышь, можно и ею прокормиться, научить волчат жить на малых зверьках. Тайга, а в тайге может случиться всякое.

Второй волчонок придавил-таки лапами мышь. Схватил пастью, не жуя, проглотил, облизнулся. Поймал еще. У других волчат дело не шло. Они повизгивали от голода и азарта, один из волчат даже бросился на удачника, чтобы сорвать на нём зло за свои неудачи, но тут же был отброшен Черным Дьяволом. Мыши шуршали листвой, мыши уходили в свои норки. Волчата понимали, что сегодня они не получат еды, если сами не наедятся. Как-то враз подтянулись, уже без прежней щенячьей суетливости начали охоту. Скоро наловчились, начали шустро ловить мышей.

Осенью ожиревшие на кедровых орехах мыши были вкусны и аппетитны. И так день, второй, третий, десятый… Волчата скоро стали суше, поджарее. В их взглядах и движениях появилась определенная независимость. Они уже без страха отходили от волчицы и Черного Дьявола на большие расстояния, чтобы в одиночку, без помех со стороны собратьев, всласть помышковать.

Мимо проходил табунок кабанов. Там были поросята. Волчонок, который мышковал на взлобке, заметил кабанов, припал к земле, пополз к ним. Кабаны начали пастись. Резвились поросята. Прыжок – и поросёнок забился в зубах волчонка. На визг рванулся секач. Волчонок увлечённо давил добычу. Удар страшных клыков отбросил его под сопку с вывороченными внутренностями, раздробленными костями. Табун сорвался с места и ушёл за речку.

Черный Дьявол потоптался около убитого волчонка, повёл выводок в логово. Один наказан, убит за свое неумение. Черный Дьявол рыкнул на волчат, те упали на спины и подняли лапки, показывая свою покорность – без его разрешения не будут нападать на кабанов.

Оставив волчат в засаде, пошли с волчицей в загон. Взяли шильника-изюбра[32], погнали на волчат. Волчата замерли под сопкой. На них накатывалось короткое подвывание. Насторожились, готовые налететь на добычу, но прозевали. Изюбр прошел мимо, прыгнуть не успели. Черный Дьявол погнал его по второму кругу, снова заворачивая зверя на волчат. Теперь он бежал медленнее, запалился, вывалился язык. Волчата прыгнули на изюбра, сбили его с ног и начали шумно и бестолково давить. Протяжный крик завис над тайгой. Подбежали Дьявол и волчица, но не стали помогать мальцам, а стояли в стороне в ожидании, когда будет убит изюбр. Крик умирающего оборвался.

Дьявол подошел к добыче. Но на него враз оскалили острые зубы волчата, мол, наша добыча, потому не трогай. Дьявол знал, как бывают неблагодарны волки, не удивился, но решил дать урок, чтобы слабые умели почитать сильных. Задал трепку, и скоро все волчата лежали на земле, покорились сильному. Сдались на милость победителя.

Дьявол знал, что, не сделай он этого, волчата скоро взяли бы верх, перестали бы почитать родителей. Сейчас первыми ели Черный Дьявол и волчица. Наелись, отошли в сторону, предоставили добычу главным добытчикам. Хотя в этой охоте участниками были все.

Черный Дьявол навсегда проложил борозду между собой и волчатами. Да, добывать они будут вместе, но никогда не будут вместе есть. Право сильного. Но если когда-то Черный Дьявол ослабнет, то вон тот светло-серый волчонок не простит ему этой трепки, этого унижения. Этот ринется в бой и будет драться до последнего издыхания. А потом сожрет Черного Дьявола. Пока же Дьявол был в расцвете сил, и подобная участь ему не грозила. Значит, волчонок должен уйти либо затаиться и ждать той минуты, когда заматереет и попытается отнять у Дьявола первенство. Значит, война. Звериная, скрытая война.

12

Устин Бережнов лежал в жухлых травах. Утихли дожди, потеплело. Пристально смотрел на звезды. А ночь была небывало тихой. Разве что прогремит где-то заполошный выстрел, татакнет пулемет, взовьется в небо ракета, застонет от тоски и боли солдат – и снова тишина. Значит, и на войне не каждую минуту воюют, не каждую минуту грохочут выстрелы, бегут в бой солдаты. Здесь тоже бывает тишина. Относительная тишина. И еще здесь звезды мельче, тусклее, чем в далекой родной тайге. Там они крупные, сочные, яркие и, если так можно сказать, добрые. Может быть, там другие поля, где растут эти звёзды? Наверное, всё же другие. Здесь звезды блёклые и усталые, как и все солдаты, как и вся эта никчёмная и усталая война. А Млечный Путь – небесная река – тёк и тёк, образуя старицы, озера, протоки; тек, как все реки мира.

Устин Бережнов вздохнул, поправил под головой седло. Фыркнул его боевой конь Коршун, что пасся рядом. Вздохнул и Пётр Лагутин. А Федор Козин вдруг всхлипнул, сел, зло и надрывно заговорил:

– Скажи, Устин, пошто я каждую минуту должен дрожать, думать о смерти, и только о смерти? На кой ляд мне эта война? Зачем мне совать свою голову в это пекло? Мне, тебе, Петру? Пусть бы подрались на кулачках наш царь и ихний кайзер.

– Это я уже от многих слышу. Не ново. А потом, наш царь хлипок. Не устоит перед кайзером, знать, нам придется ввязываться апосля. Так уж лучше сразу, так вернее, так сподручнее. А война, и верно, ни тебе, ни нам с Петром не нужна. Мы без нее ладно жили, на чужие земли не зарились. А что делать, ежли они первыми объявили эту войну? Границы открыты – идите, мол, берите нас голыми руками. Мол, мы готовы жить под вашим гнётом, потому как вы самая образованная, самая культурная и высшая нация на земле. Плохи наши командиры, кои не объясняют всех тонкостей этой войны.

– Объясни ты.

– Объясню. Германцы хотели бы