Горничная для депутата - Надежда Юрьевна Волгина

впервые повысил на кого-то голос. Даже ей стало страшно, правда не за себя. И выглядел Максим Андреевич так, словно готов был пустить в ход кулаки.

– Что? – округлила глаза Полина.

– Я сказал, выйди отсюда и никогда больше не переступай порог этой комнаты! – без лишних слов буквально вытолкал ее Сафронов за дверь. – А вы, – посмотрел он на Киру, – Быстро снимайте брюки!

– Что? – сделала она то же, что не так давно Полина – вытаращилась на Сафронова.

– Я говорю, снимайте брюки, пока я схожу за водой. Нужно срочно обработать ожоги, чтобы не осталось шрамов.

Он вышел за дверь, а Кире ничего не оставалось, как подчиниться. Она быстро стянула брюки, с ужасом рассматривая свои бордовые коленки, которые к тому же нещадно пекло. За неимением ничего лучшего прикрылась пледом, лежащим на спинке дивана. И уже через минуту вернулся Сафронов со стеклянной миской, в которой плескалась вода.

Не говоря ни слова, он присел перед ней на корточки, а миску поставил у ног. Какое-то время рассматривал ее коленки, а потом проговорил:

– Ожоги неглубокие, шрамов не должно остаться. А болевой синдром мы сейчас снимем…

Кира глазам своим не верила, наблюдая, как занимается Сафронов ее коленками. Сначала он смочил два марлевых тампона в воде и подержал их на обожженных участках. Потом достал из ящика стола какую-то коробочку и открыл ее:

– Если верить моему приятелю, то эта мазь целительная. Привез из самого Тибета…

Пахла мазь волшебно – именно так показалось Кире. Какими-то травами с примесью чего-то мятно-сладкого. И она приятно охлаждала коленки, когда их смазывал Сафронов. Только вот, у Киры никак не получалось избавиться от мысли, что все его движения больше похожи на ласкательные, нежели на лечащие. И каждое его прикосновение ее странным образом волновало. В животе появилась приятная тяжесть, голова слегка кружилась, а глаза сами собой увлажнились…

– Ну все – жить будете, – вскинул на нее Сафронов глаза.

И в этот момент Кира почувствовала, как краснеет – его взгляд отражал все то, что чувствовала она.

Глава 25

Сафронов встал на колени, снова зачерпнул мазь и еще раз коснулся ее правого колена, которое пострадало больше.

– Если через час появятся волдыри, поедем ко врачу. Но, думаю, все ограничится покраснением кожи. Будем наблюдать. Сильно болит?

– Нет, совсем не болит.

– Неправда, – тихо произнес Максим Андреевич. – Неправда, – он наносил мазь легкими, невесомыми движениями. – У вас очень нежная кожа. Как шелковая. Вам больно? – повторил вопрос Сафронов.

– Немного, – так же тихо ответила Кира.

Максим Андреевич склонился над ее коленом и коснулся его губами. Осторожно, если не сказать трепетно. Наверное, так рыцари целовали колени своих прекрасных дам.

– Что вы делаете? – прошептала Кира.

– Не знаю… – Сафронов медленно поднял голову и посмотрел ей в глаза.

Так на Киру никто и никогда не смотрел. В его взгляде не было вожделения или похоти. Но была нежность и грусть. Кира поняла, что он бесконечно одинок.

– Простите, – Сафронов поднялся на ноги. – Не хотел вас обидеть.

– Ничего… – Кира не знала, что ответить. – Все нормально… Спасибо за мазь, – она поплотнее закуталась в плед, но на колени его натянуть не могла.

Мазь хотя и приглушила боль, но кожа все равно горела.

– Хотите что-нибудь выпить? Несколько глотков коньяка или виски вам не повредят, – Сафронов шагнул к бару.

– Нет, спасибо. Я не пью крепкие напитки.

– Тогда предложу вам дамский вариант. Сливочный лимончелло. Вы пробовали его когда-нибудь?

– Нет, – призналась Кира.

– Он вам понравится. Вкус прекрасной знойной Италии, – Сафронов налил в небольшую рюмочку непрозрачный напиток бледно-желтого цвета.

Кира поднесла его к лицу и вздохнула аромат ликера. Он пах лимоном и югом.

– Удивительный запах, – улыбнулась она.

– Поверьте, вкус еще лучше. Напиток довольно крепкий. Однако его не надо закусывать. Но если хотите, можно темным шоколадом, – он протянул ей вазочку с конфетами.

– Спасибо, попробую без шоколада, – Кира отхлебнула из рюмочки. Необыкновенно приятный вкус обволок ее небо. Смесь крема и лимона. Крепки и сладкий. Она сделала еще глоток. В груди стало тепло, а голова слегка затуманилась. – Это очень вкусно. Никогда ничего подобного не пробовала, – Кира поставила рюмочку на столик.

– Рад, что вам понравилось, – Сафронов плеснул в пузатый фужер коньяк и выпил. – Сегодня был трудный день. Особенно у вас.

Сафронов сел на диван рядом с Кирой и посмотрел на ее колени. Они по-прежнему были красны.

– Мне очень жаль… Полина редкая стерва, – признался он.

Кира молчала.

– Наверное, вы задаете себе вопрос, что я в ней нашел?

– Это не мое дело, – потупилась Кира.

– Это трудно объяснить, – он словно не слышал ее ответа. – Привязан ли я к ней? Нет, однозначно нет. Порой сам не знаю, почему терплю ее выходки.

Если Сафронов не знал, то Кира знала это отлично. Мужчины любят стерв. А вот почему – это загадка природы.

– Наверное, в ваших глазах я выгляжу идиотом. Полина красива, умна, образована – но не это главное. У Полины холодное сердце, если только оно у нее вообще есть. Возможно, именно это мне и нравится. Я не верю в искренние чувства. Вернее, боюсь привязаться к кому-то, а потом жестоко разочароваться.

– Вы не обязаны рассказывать мне об этом.

– Не обязан, – кивнул Максим Андреевич. – Но порой мне необходимо выговориться. Так что, наберитесь немного терпения и послушайте мою исповедь. Возможно, это поможет мне разобраться в самом себе. Будете еще лимончелло?

– Да.

Сафронов налил ей ликер и протянул рюмочку. Кира отпила глоток и посмотрела в глаза Максима Андреевича.

– Вы никогда не любили?

– Никогда. Но не вам судить об этом. Ведь вы преданно и искренне любили своего мужа-садиста. Несмотря ни на что.

– Нет. Как я теперь понимаю, это было просто увлечение. Я жила иллюзией. Я была влюблена. Но не любила.

Разговор получался странный. Едва знакомые люди открывали друг другу душу. Их сближало то, что они оба одиноки. Кира из-за своей глупости, а Сафронов из-за богатства и безумно высокого положения в обществе. И он находился в худшей ситуации. Сложно поверить, что кто-то полюбит его просто так, не ради благ, которыми он обладает.

Сафронов поставил рюмку с коньяком рядом с Кириной рюмочкой. Положил ладонь на бедро девушки. Кира замерла. В ней боролись благоразумие и первородное желание. Жалость и стыдливость. Буря эмоций бушевала в ее груди.

За окном пошел дождь. Он забарабанил по водостоку. От этого в комнате стало уютно. Теплая ладонь Максима Андреевича скользнула вниз, к лодыжке и замерла на щиколотке.

– Я не буду торопить