Секс-босс по соседству - Любовь Попова

20. Владимир

Кадры. Да, дело в них. Но думать, что Василина Дмитриевна причастна, не хочется. Тогда откуда столько некомпетентных людей, которые потом просто исчезают? Мне еще отчет по прошлой аварии прочитать надо. Не успеваю.

А если еще будет?

На месте уже несколько машин пожарных. Но огонь еще не локализован. Мы с Давидом бежим к рабочим, которые помогают, таская ведра с песком.

Еще никогда я не трезвел так быстро, еще никогда в моей голове не было ни единой мысли, кроме одной. Хоть бы никто не пострадал.

Но, увы, в при таких масштабах трагедии это невозможно.

Здесь несколько корпусов, и вот первый, самый дальний от дороги, обгорел до черноты.

Леса сгорели, а один человек в крайне тяжелом состоянии. Я даже представить не могу, как будет чувствовать себя его семья.

В какой-то момент даже гремит взрыв, и меня закидывает обломками лесов. Поранился несильно. Руку только, но осмотреть себя не даю. Не больно. Сейчас о другом башка болеть должна.

Выживет ли тот парень. Молодой вроде.

Расписавшись в протоколе полиции, понимаю, что уже утро, светает. Уставший как собака плетусь в машину. Давид уже уехал, пообещав помочь со всем разобраться. Но я сам должен.

Еще несколько дней назад сказал отчиму, что все контролирую.

А в итоге что?

Пиздобол?

В машине пытаюсь заснуть, но не выходит, в голове гуляют голоса строителей, крики пожарных, вопросы полиции и шум фотовспышек.

Что-то отчим не звонит. Впрочем, наберет после утренних новостей, в которых будет вся информация. Репортеров набежало очень много. Как стервятники над умирающим животным.

Пробки как обычно. Добираемся мы до работы к восьми утра. Я весь в гари, хочу поскорее в душ и спать. Но вспоминаю о встречи в администрации. Бл***

Пойду попрошу Полину отменить ее. Стучу в ее квартиру, но в ответ тишина. Неужели уже на работе? Тогда позвоню. Но один взгляд в темный экран телефона и все становится ясно. Сел.

Возвращаюсь на рабочий этаж.

Открывается дверь лифта, и я вхожу в холл. Пусто. А, нет. Шумит телевизор в моем кабинете. И, судя по всему, Полина смотрит новости.

Заглядываю и даже замираю, разглядывая Полину. Она прижимает к груди пульт, стоя в пол оборота и глотает слезы, слизывая их с губ. От мурашек, что по телу стадом пронеслись четко вниз, не по себе. Это не очень нормально, когда нужно думать о проблемах, выспаться в конце концов, а я о ней думаю. О том, что чулки у нее под юбкой или колготки. Почему пришла так рано. Почему коса у нее такая толстая, и вспоминаю ощущения, когда держал ее в руках.

Возбуждение заполняет тело, но ее слезы – это что-то не нормальное.

– Куликова? Ты с ума сошла?

Вздрагивает, оборачивается, смотря на меня как на приведение.

– Владимир Прохорович! – пульт падает из рук. – Владимир.

Она шагает ко мне. Сначала медленно. Потом быстрее. Ее трясет. Она вцепляется пальцами в пыльный пиджак, осматривая со всех сторон.

– Что с тобой? – говорю я и пытаюсь оторвать взгляд от ее покрасневших глаз. Разве можно так красиво плакать? И почему я не раздражаюсь от ее истерики, наоборот, отлично себя чувствую. Вообще рядом с ней легче. Как зайти в прохладное озеро после затяжной жары.

– Новости. Снова пожар. И там вас засыпало. А потом сразу ведущий этот. И я не знала, все ли с вами в порядке. А тут вы появляетесь. Скажите, что с вами все в порядке?

– Конечно, – нахожу в себе силы даже улыбнуться, хотя дышать нечем. Она так близко, так тесно вжимается. – Теперь так точно.

– Раздевайтесь, – командует она, а я хмурюсь.

– Зачем? То есть я, конечно, понимаю… Но мы в офисе и утро уже. Давай лучше ты в обед ко мне поднимешься и пожалеешь героя, как следует.

– Не о том думаешь. Я видела, что один осколок попал тебе на руку. Значит, там может быть порез. Раздевайтесь!

Она тут же идет к двери и щелкает замком, подходит, пока я безропотно снимаю пиджак. Она ахает, увидев красное пятно и дыру в рукаве рубашки. Ведет меня к столу и толкает в кресло.

А я продолжаю ощущать запах гари, но через него, как через завесу, пробивается запах антисептика. И другой запах. Ее. Никогда не думал, что смесь этих ароматов будет действовать похлеще алкоголя. Я думал, что раньше пьянел. Да я сейчас еле в сознании.

– Больно не будет? – спрашиваю, но не успеваю опомниться, как она выливает в рану полфлакона.

– Полина!

– Да-да, именно так меня зовут, – усмехается она, пока я шикаю и матерюсь.

Потом застываю, потому что она подходит спереди, наклоняется и начинает сама расстегивать мою рубашку. Пуговица за пуговицей.

Коса задевает щеку, обволакивая запахом, нежностью волос. И меня накрывает так, что зубы сводит.

Она разводит полы рубашки в стороны, прикусывая нижнюю губу и глядя строго на руку, пока я, как одержимый, вжимаю пальцы в подлокотники кресла и повторяю себе одну и ту же фразу: «На рабочем месте нельзя. Нельзя. Нельзя».

Но как же хочется.

Шиплю снова, когда она, стянув рукава окончательно, выливает остатки вещества, прикладывает ватный диск. Смазывает йодом неглубокую рану и залепляет широким пластырем.

– И откуда у нас аптечка? – спрашиваю. Что угодно готов спросить, лишь бы не думать о невинно-белом лифчике, мелькнувшем в вырезе скромной рубашки. Никогда не думал, что столь простые вещи будут действовать хлеще эротического белья.

– Купила, – я знаю, что и ей плохо. Она помогает мне одеться обратно так медленно, словно не желая этого. – Ну то есть заказала от компании. Подумала, что может пригодиться.

– Пригодилось.

Разговор шепотом, глаза в глаза, и ее коса тяжелым кнутом касается стояка. Я ерзаю, а Полина невольно опускает взгляд. Словно провинившаяся ученица. Бл***

– Ты, значит, испугалась за меня, – терпи, терпи, ты же мужик. Не животное.

– Очень. Если бы вы умерли, кто бы мне зарплату платил?

– Это все, что тебе от меня нужно? Мои деньги? – уже не контролирую руку, что косу сжимает, чуть вниз тянет.

– Мои деньги, честно заработанные, – уточняет она, продолжая стоять, наклонившись и не говоря ни слова, когда моя вторая рука касается ее груди. Лишь вздрагивает. – Но не только.

– А что еще? – сминаю ее грудь, нахожу через ткань сосок, ласково поглаживая. Хотя и хочется сжать до крика. Чтобы губы широко раскрыла. Чтобы язык розовый показала.

– Вы. Ты. Ты мне нужен. Владимир.

– Володя.

– Володя, – выдыхает она, и я резко сокращаю между нами расстояние, сминая влажные от