О чем пьют ветеринары. Нескучные рассказы о людях, животных и сложной профессии - Алексей Калиновский

Свят, свят, свят! Я весь напрягся: уж не «белочка» ли меня посетила? Потом еще раз пролетел и еще. Я сбросил оцепенение. Так это же сова! Вот летит она, а ее и не слышно. В такие моменты так и хочется отложить в сторону ружье, взять видеокамеру и снимать. Ну не убийцы настоящие охотники.

В тот вечер я с интересом смотрел, как у меня под лабазом растут грибы. Они росли прямо на глазах, и я мог это наблюдать. Потом сзади меня раздался деловитый топот и прямо из-под лабаза с видом хозяина вышел барсук. Он неторопливо пошел через поле. Грибы всё росли, а я сидел. Примерно через час барсук пошел назад, остановился, внимательно посмотрел на меня и будто спросил: «Сидишь? Ну-ну. Ты в этом сезоне первый».

Так же по-хозяйски он ушел под лабаз. Я уже прилично расслабился, как вдруг сзади опять раздался топот.

«Барсук», – подумал я и продолжил созерцать округу.

Неожиданно я понял, что моя левая нога сама по себе раскачивается, топот прекратился, а барсука не видно. Я осторожно посмотрел вниз. Подо мной на задних лапах стоял пестун и с интересом изучал мой сапог.

Пестун – это уже не маленький медвежонок, но еще и не взрослый медведь. Он держится с матерью-медведицей, хотя ему к августу уже полтора года. Он может покусать и разодрать взрослого мужика без особых проблем.

Я не знаю, возможно ли было в тот момент замерить скорость работы моего мозга, но что я был близок к Книге рекордов Гиннесса, – это точно. «Это один, сейчас придет второй и займется правой ногой, а вот потом придет мама и начнет подробнее изучать меня».

Уже потом я удивился, какое количество холодного пота может выработать организм и с какой скоростью он бежит между лопаток. Никакая Ниагара не сравнится.

Словом, или сейчас, или никогда. Я поднял ружье и выстрелил из двух стволов в воздух.

Один из близнецов исчез в лесу так же неожиданно, как и появился. На сегодня охота была окончена – звери разбежались. Оставалось только смотреть за грибами.

Уже в темноте я увидел свет фонарика, слез с лабаза и пошел к мужикам. Естественно, очередной охотничий рассказ сам полился из меня.

Первые московские ветеринарные конференции, проходившие в киноконцертном комплексе «Измайлово», были короткими – один, максимум два дня. Да и проходили они в формате пленарного заседания. Никаких секций, короткие лекции на пятнадцать-двадцать минут. Арендовали мы тогда один большой зал. Оформлением зала занимались сами. Выглядело это так: накануне доктор Середа, доктор Ткачев-Кузьмин с сыновьями, доктор Горовая и я приезжали в Измайлово с кучей всяких стендов, флагов и прочей ерунды. С нами были представители компании «Марс», спонсора конференции, и выделенные в помощь студенты академии. Вооружившись молотками, отвертками и прочим инструментом, с ловкостью обезьян мы лазили по раскладным лестницам, ползали на карачках по полу, собирая воедино элементы наглядной агитации и декора.

Приехав в очередной раз, мы с удивлением узнали, что зал занят до обеда и наша очередь вторая. Делать нечего, надо ждать. Между тем наступило время того самого обеда, и мы с доктором Середой спустились на первый этаж в заветное полукафе, полубуфет, чтобы съесть пельменей и выпить по чашке чая. Кафе это достойно отдельного повествования, как знаменитая пельменная, находившаяся когда-то на углу улиц Черняховского и Усиевича и воспетая в литературе братьями Вайнерами и не только ими. Народа в кафе было немного, и мы встали в очередь. Тогда еще можно было наблюдать картину, как доктор Середа стоит со всеми в очереди в буфете. Как близок он был к народу! Теперь даже я вижу его чаще на картинках, чем в жизни.

Головы были заняты кучей организационных вопросов. Мы тихо разговаривали, я между делом невольно наблюдал за работой двух служительниц общепита, которые суетились за стойкой. Одна из них была этакой опытной прожженной барыгой. Чувствовалась профессиональная хватка, наработанная в золотые годы развитого социализма. Она обслуживала наши сборища начиная с первого и уже мысленно подсчитывала навар. Вторая же явно только начинала свою нелегкую карьеру, поэтому краснела всякий раз, когда подсовывала на весы грузик, чтобы взвесить в свою пользу.

Вдруг молодая повернулась к опытной:

– У нас там сегодня «Гербалайф» заседает, а завтра что?

– Завтра у нас ветеринары, – мечтательно ответила опытная.

– А это кто?

– О, это хуже якутов.

Вот я до сих пор не знаю, чем же провинились перед ней мужественные жители полюса холода!

А к чему я все это вспомнил?

Внизу под самолетом проплывал Ньюфаундленд. Канада с ее огромными Северными территориями, населенными родственниками якутов. Еще немного – и Монреаль!

За долгие годы работы с животными мне приходилось выслушивать разные истории. Кто-то хотел поделиться новостями, кто-то – рассказать, как чувствует себя кошка соседки с пятого этажа. Какие-то истории пролетают мимо ушей, а какие-то запоминаются. В 1977 году я был абсолютно покорен гигантской собакой, которая появилась у моих соседей. Надо сказать, что собаки до этого никогда не вызывали у меня никакого восторга, и я, в отличие от других детей, не надоедал родителям просьбой завести собачку. Наверное, поэтому величественный сенбернар по кличке Брэм так привлек мое внимание. Он быстро завоевал мое сердце, я даже стал предпринимать попытки вставать пораньше и, дав поспать соседям, идти гулять с ним в Тимирязевский парк. Жизнь изменилась резко. Я попал в фантастическое общество собачников. Тут были все равны, как в бане. Местный любитель выпить дядя Коля со своим Мухтаром, порода и происхождение которого были такой же загадкой, как и происхождение самого дяди Коли, был таким же уважаемым человеком, как профессор МГИМО Андрей Николаевич Каменский, который для нас был просто Андрюхой.