Россия и становление сербской государственности (1812-1856) - Елена Кудрявцева

А. Ф. Орлов был назначен чрезвычайным представителем России в Турции для выработки окончательной редакции мирного договора. Переговоры с османскими представителями шли трудно, и только благодаря дипломатическому мастерству Орлова они были завершены с наибольшей выгодой для России. Характерен эпизод, когда турки не соглашались передать русской стороне мелкие острова в устье Дуная. Орлов был очень удивлен упрямством турецкой делегации и прямо заявил, что если бы эти острова, кишащие змеями, Порта уступила лично ему, то он бы их не взял; «возражение сие заставило турецких министров смеяться, и они по сему предмету более не прекословили»[183]

Адрианопольский мир был заключен в условиях сложной международной обстановки. Чтобы нейтрализовать западные державы, российское правительство готово было пойти на некоторые уступки Порте и восстановить дружеские отношения с ней. Адрианопольский мир укрепил влияние России на Балканах и Среднем Востоке. Порта признавала присоединение к России Грузии и Восточной Армении. Проливы были открыты для торговых судов всех держав. В европейской части Османской империи к русским владениям отошли лишь острова в устье Дуная, которые «выторговал» Орлов. Он не кривил душой, когда говорил о никчемности осторовов лично для него, однако для России обладание ими позволяло контролировать торговое судоходство по Дунаю. Подписанный мир имел исключительно важное значение для балканских народов: расширялось самоуправление Дунайских княжеств, Греция получила автономию, а затем и полную независимость. Шестая статья мирного договора была посвящена Сербии. Порта обязалась без малейшего промедления претворить в жизнь условия Отдельного акта о Сербии, включенного в Аккерманскую конвенцию, и предоставить России ферман об исполнении всех обязательств[184]

Несмотря на умеренность российских требований к Порте, Адрианопольский мир вызвал недовольство европейских правительств. В официальных кругах Австрии, Англии и Франции находили, что международное равновесие серьезно нарушено в пользу России. Министр иностранных дел Великобритании Абердин заявил русскому послу в Лондоне Х. А. Ливену, что «Османская империя более не существует». В Лондоне были серьезно озабочены ростом политического влияния России в Турции и Леванте. Протест английского кабинета вызвали также статьи о присоединении к России кавказского побережья и предоставлении Греции прав автономии. В западной историографии бытует мнение, что обретение автономного статуса Грецией и Сербией явилось не чем иным, как «расчленением европейской Турции под русской эгидой»[185] При этом не принимается во внимание, что первой о независимости Греции заговорила Англия, а Сербия оставалась под властью Турции еще много лет. В целом же их новое положение явилось результатом многолетней борьбы самих балканских народов за самостоятельность. В австрийских правящих кругах Адрианопольский мир расценили как «несчастье». Поражение Турции воспринималось словно поражение самой Австрии, которая в результате войны была якобы низведена «на положение государства второго разряда». Что касается Пруссии, то она на протяжении всего конфликта занимала по отношению к России дружественную позицию и способствовала заключению мира. Ее представители действовали, по словам Дибича, как «настоящие и верные друзья»[186] Но и в Пруссии, как и в других европейских странах, отдавали себе отчет в том, что победой в войне Россия значительно усилила свое влияние на Балканах и регионе Среднего Востока.

Адрианопольский мир имел исключительно важное значение для Сербии. Сербский историк В. Чорович полагает, что 1829 год явился одной из наиболее важных дат в сербской истории XIX в. При этом роль России в предоставлении автономного управления Сербии настолько очевидна, что не требует каких-либо доказательств[187] В конце ноября 1829 г. Сербии был передан ферман Порты, зачитанный на Скупщине в январе 1830 г. Турецкое правительство объявляло о полном исполнении своих обещаний: за сербами признавалось право избирать своих начальников, уплачивать подати одной суммой, возвращались шесть сербских округов, утверждались принципы самоуправления[188] Зависимость от Порты выражалась в уплате ежегодной дани и содержании белградского паши с военным гарнизоном. Все эти условия вполне отвечали интересам сербского народа, исключая присутствие турецких войск в крепостях, которое представляло реальную угрозу для населения страны и свидетельствовало о ненадежности обретенных прав. Через год – в ноябре 1830 г. – Сербия получила хатт-и шериф, конкретизировавший положения предыдущего документа. «Гром российского оружия отдался в Белграде эхом по прошествии целого года» – так образно описывались торжества в Сербии по поводу получения хатт-и шерифа[189] Сербский князь был награжден русским орденом Св. Анны I степени, сербские депутаты – орденами Св. Владимира[190] Помимо подтверждения прежних условий, хатт-и шериф содержал статьи, которые предусматривали ограничение единоличной власти Милоша «собранием, состоящим из сербских властей» и Сенатом. На включении этих условий в текст документа настояли члены сербской депутации в Константинополе, не заинтересованные в сосредоточении неконтролируемых полномочий в руках верховного князя и надеявшиеся войти в состав упомянутого «собрания» или «Сената». Все они – Стоян Симич, Лазар Тодорович, Ефрем Обренович, Васа Попович, Дмитрий Давидович – представляли сербскую знать, ориентированную на Россию. Взгляды российского правительства, вероятно, были известны сербским русофилам, которые в этом вопросе могли рассчитывать на поддержку российской миссии в турецкой столице.

Анализируя хатт-и шериф 1830 г., югославская исследовательница Л. Кандич утверждает, что положение о верховной власти, содержавшееся в документе, более отвечало интересам России, чем Сербии. По мнению автора, полуфеодальная Россия не могла удовлетворить запросы Сербии, которая, несмотря на свою социально-экономическую неразвитость, «не осталась глуха ко многим передовым политическим идеям и событиям, происходившим в Европе»[191]. Анализируя данные положения, следует заметить, что в Сербии к тому времени уже существовала своя значительная антикняжеская оппозиция, которая настаивала на создании выборного органа управления, ограничивавшего власть князя. Что же касается «тормозящего» влияния России на процесс государственного строительства в Сербии, то в данном случае российское правительство отнюдь не предлагало следовать собственному образцу. Как отмечает И. С. Достян, конституционные принципы политики Александра I, в данном случае продолженные его братом, явились определяющими в проблеме государственного устройства Сербии и предполагали ограничение монархической власти выборным органом, состоящим из представителей верхушки господствующего класса[192].