Малахитовый Лес - Влада Ольховская

– о дурацкой вернувшейся моде на кружева, приближающемся тепле и о том, когда же в лесу наконец появится земляника. Однако о своем прошлом Ксения говорить точно не хотела и маску никогда не снимала.

Тори могла бы выяснить, что произошло с Ксюшей, безо всяких откровений. Для этого достаточно было забить в строку поиска имя Ксении и что-нибудь вроде «несчастный случай». Если трагедия продвинула продажи ее картин, об этом должны были много писать, интернет любит такое.

Только вот Тори этого не хотелось. Для нее было не так важно, что именно сделали с Ксенией, как художница после этого выглядит и сумел ли кто-то из вездесущих папарацци сделать жуткие снимки. Зачем, какой от этого толк? У каждого должно быть право определять, как много можно сообщить о себе остальным. И Ксения это право заслужила, как никто другой.

– Ты и для меня просто человек, – указала Тори.

– Да, я знаю, я вижу… Но для тебя это по-другому. Для тебя это усилие разума: ты проводишь то, что видишь, через фильтр понимания, что человека определяет не только внешность. А Илья… у него реально нет представления, как должны выглядеть нормальные люди. Он этого просто не осознает!

– Откуда ты знаешь? Он что, рассказал тебе?

– Нет, конечно, – серебристо рассмеялась Ксения. – Разве он похож на человека, который способен рассказать о себе так много?

– Ну, если бы это сказала я, было бы чертовски похоже на оскорбление!

– Что оскорбительного в правде? Илья особенный, только и всего. Он ведь не просто талантливый, он гений, а для гениев другие правила. Это я выяснила во время общения с ним, ну а еще мне кое-что рассказала о нем Лидия Сергеевна, когда поняла, что мы стали друзьями.

Здешнего психолога Тори по-прежнему обходила стороной – и планировала продолжить в том же духе. При этом любая информация, полученная от этой женщины, могла оказаться вполне ценной, так что Тори спросила:

– Что она о нем рассказала?

– Он синестет. Ну, помимо прочих странностей. Хотя кто из нас без странностей?

– Синестет? – удивленно повторила Тори. – Если честно, странно, что психолог так легко выдает диагнозы, пусть даже друзьям…

– Синестезия – это не совсем диагноз, – пояснила Ксения. – Это особенность психики, но это не болезнь. Я не сумею так красиво объяснить, как Лидия Сергеевна, но суть понимаю. У Ильи сбито восприятие информации, которую он получает от разных органов чувств. Как я представляю, он слышит звук – и видит при этом определенный цвет, или наоборот. Или видит что-то, а чувствует при этом вкус. То есть, какую-то информацию он получает реально, вот как мы с тобой, а какую-то его мозг, отфильтровав, пропускает через другие органы чувств.

– Я о таком слышала, но никогда не встречала людей, у которых действительно так происходит.

– Как будто их много! Нет, их мало, и у всех синестезия выражена по-разному. Но у Ильи очень сильно, он как будто живет в другом мире. Так что ему трудно… Лидия Сергеевна потому и рассказала мне все. Ты ж не подумай, что она ходит и за чашечкой кофе обсуждает с первым встречным то, что знает о своих пациентах! Просто она понимает, как Илье трудно на самом деле, и она объяснила мне его состояние, чтобы я правильно ко всему относилась и не злилась просто так.

Тори сильно сомневалась, что Ксения стала бы злиться и без объяснений – не тот характер. С соседкой Илье точно повезло, сложно было найти более понимающего человека даже в этом поселке.

Но радоваться за них не получалось, потому что задача самой Тори по-прежнему оставалась трудной. Интересно, этот Илья ее сегодня хотя бы слушал? Имя запомнил? Узнает, если встретит на улице? Если у нее что и получится, то точно не за пару разговоров.

Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Рано еще паниковать или сдаваться, она и не из таких ситуаций выкручивалась. Тори решила, что подумает об этом завтра, а пока вернулась в настоящий момент. Взгляд сам собой устремлялся к портретам – в гостиной Ксения хранила лучшие из них.

Илья тоже здесь был, яркий, разноцветный, словно собранный из тысяч стеклянных осколков. Тори понятия не имела, как называется такая техника, да и не важно это. Похоже, Ксения сумела понять его правильно: она видела перед собой человека хрупкого и закрытого, хранящего внутри нечто такое, что мало кто мог понять. И силой это никак из него не вытянешь – потому что сила уничтожит стекло.

Были здесь и другие обитатели поселка, в том числе совсем незнакомые Тори, наверняка давно съехавшие. Однако человек на центральном портрете узнавался сразу. Эта картина была самой большой, удивительно живой, как будто объемной, более совершенной, чем фотография. Черный фон создавал эффект глубины, из-за этого казалось, что мужчина на портрете улыбается тебе, он видит тебя и вот-вот сойдет с холста в комнату…

– Лев Градов? – поинтересовалась Тори.

Просто чтобы начать разговор, в подтверждении она не нуждалась. Младшего из братьев Градовых достаточно было увидеть хотя бы один раз, чтобы запомнить на всю жизнь. Высокий, с идеальной фигурой, широкоплечий – статуи греческих богов, и те завидовали бы. Черты лица гармонично мужественные, необычно красивые, вызывающие желание рассматривать его, ждать, когда это лицо озарится широкой улыбкой – конечно же, совершенной. Градов отличался бледной кожей без единого изъяна, эффектным контрастом к которой выступали чуть вьющиеся черные волосы, длинные ресницы и четкие линии бровей. Чувствовалось, что Лев для этого ничего не делал, он разве что в спортзал регулярно наведывался, а вот ко всяким косметологам – вряд ли, ему просто повезло. Естественно, это давно уже заметили, и если какой-нибудь журнальный список самых красивых мужчин страны обходился без него, на редакторов такого журнала начинали косо поглядывать психиатры и бесчисленная армия поклонниц Градова.

Тори его красоту воспринимала отвлеченно, как удивительное творение природы – и не более того. А вот для Ксении все обстояло иначе, картина сразу выдавала это. Лев Градов и без того был привлекателен, но в портрете сразу считывался взгляд влюбленной женщины. Да уж, не повезло ей… С такими связываться – себе дороже, они и совершенной красавице все нервы сожгут. А уж на правильное общение с таким человеком, как Ксения, у Градова и вовсе такта не хватит. Тут застенчивость художницы стала для нее основой самосохранения: ей лучше было наблюдать за кумиром издалека и никогда не общаться напрямую, чтобы спастись от разочарования.

Ксения заметила, куда направлен взгляд гостьи, отвернулась. Наверняка смущенно покраснела,