Муж во временное пользование - Александра Кравченко

— Его звали Олег Хустовский? — спросил Ярослав хриплым голосом.

— Откуда знаешь? Знакомый из университета рассказал?

— Точно. О вашем романе говорили когда-то.

— Какой там роман — одно заглавие. Олег был старше меня лет на семь. Закончил аспирантуру… кажется, на физтехе. А я была первокурсницей, и меня за спиной называли «дочка Гаевого». Время тогда было — начало перестройки и никто не думал, что довольно скоро «товарищу Гаевому» придется уйти в тень, стать «серым кардиналом»… Но я отвлеклась. Так вот. Олег был таким интересным и перспективным мужчиной и так красиво ухаживал… Встречаться с ним почитали за честь многие девушки. А он выбрал меня. Сейчас я думаю, что это был не бескорыстный выбор. Когда я перестала с ним встречаться, он припарковался к моей подружке Лене Филоновой. Наверное, считал, что подруга дочери Гаевого — тоже чья-то дочь. А когда узнал, что Лена из простой семьи, то поступил с ней по-свински. Потом, как ты, наверное, знаешь, он женился по хорошему расчету.

— Ты все еще к нему неравнодушна?

— Не терплю из-за Ленки. И еще потому, что он явился косвенным виновником моего несчастья… В тот злополучный вечер Олег заманил меня к себе в гости. Сказал, что хочет познакомить с родителями. Мы пошли с ним от моего дома к его дому пешком. Погода стояла прекрасная, золотая осень… Когда пришли к Олегу — оказалось, никаких родителей нет, они уехали на дачу. В общем, слово за слово, жест за жестом, и я поняла, что Олег в этот вечер решил меня, как он выражался, «распечатать».

— Губа не дура, — хрипло рассмеялся Ярослав.

— Я еще была не готова переступить эту грань. Не знаю, может быть, он достиг бы успеха, но в тот вечер — нет. Я возмутилась, распсиховалась, хлопнула дверью и убежала прочь. Кажется, Олег попытался меня догнать, но я спряталась от него за угол. Потом помчалась домой напрямую через парк. Мне почему-то и в голову не пришло, что уже глубокий вечер, осенью темнеет довольно рано, что надо бы пойти на автобусную остановку. Я, по привычке, добиралась домой коротким путем. Но он оказался самым длинным… Та часть парка была запущенной, заросшей. И в тот вечер не горело ни одного фонаря. И людей — ни души. И только я обратила на это внимание и хотела повернуть назад, как в кустах послышался шорох… Кто-то сзади прыгнул и набросил на голову мешок или тряпку. Я пыталась кричать, но мне зажали рот. Потом повалили на землю, потащили в кусты. Я даже не могла понять, сколько человек на меня набросилось — один или двое. Думаю, один. Двое переговаривались бы, а этот молчал и боролся… вдавливал мне руки в землю… рвал одежду… больно ударил по лицу… Это было отвратительно. В тот момент мне стало ненавистно все, что раньше привлекало в мужчинах — сила, настойчивость, крепкие мускулы. Потом… это случилось. От боли потеряла сознание. Никогда с тех пор не думала о половой близости как о чем-то приятном и желанном. Ничего более страшного и унизительного не могло быть…

Очнулась опять же от боли. Вокруг — никого. С трудом поднялась с земли. Шагу не могла ступить. По ногам текла кровь. Захотелось выть, кричать на весь мир. Как же я была наказана за свои глупые предрассудки! Послушайся тогда Олега, и рассталась бы с девственностью по-человечески, отдала бы ее нормальному мужчине, а не бомжу в кустах… Думала, у меня сердце разорвется от отчаяния. Не знаю, как я себя преодолела, как не утопились в Днепре. Наверное, стало жаль родителей. В общем, побрела домой. Одежда была изорвана, и я кое-как запахнулась в плащ. Шла и шарахалась от каждого куста. Этот страх остался до сих пор… Родители, когда увидели меня, сразу все поняли. Хорошо, что Катя уже спала. Что было делать? Заявлять в милицию? Вряд ли подонка нашли бы, зато я была бы опозорена, ославлена на весь город. Ты же слышал, что жертвы насилия часто скрывают, что они жертвы. И об этой истории никто не узнал за пределами нашей семьи. Анонимно я проверилась на венерические заболевания. К счастью, таковых не оказалось. Но с тех пор я, как выразилась бы Катя, «сдвинулась по фазе». Я перестала встречаться с парнями, не выходила из дому по вечерам, меня тошнило при мысли о половой близости. Я стала пугливой, закомплексованной. С большим трудом приходила в себя… А через полтора года погибла мама. Сам понимаешь, это не прибавило моральных сил. Но надо было жить. Психологи, экстрасенсы — это все было не для меня — я человек, не поддающийся внушению. Оставалось черпать силы в себе. И я делала вид, что живу, что счастлива по-своему. А на самом деле жизнь проходила мимо, я не чувствовала ее радостей, была опустошена, отравлена. Вдобавок ко всему появилось что-то вроде душевной болезни: страх перед насилием, боязнь темноты, пустынных улиц. Стоило вообразить, что меня кто-то преследует, и я впадала в обморочное состояние. Например, когда-то возле подъезда почудилась подозрительная фигура, которая якобы выслеживала меня, я тут же потеряла сознание. Хорошо, хоть упала на клумбу и не очень ударилась. Еще два подобных случая было, когда от страха начинало мутиться в голове. Конечно, я себя преодолевала, не жаловалась даже отцу и сестре, а уж посторонним людям подавно. Из гордости старалась соблюдать внешнее благополучие, а внутри… Если б я жила в прежние времена, наверное, ушла бы в монастырь…

Все это Нина проговорила на одном дыхании, боясь остановиться и взглянуть на Ярослава. Но теперь замолчала и ждала его реакции. Он тоже молчал. Наконец, решилась на него посмотреть. Ярослав сидел, свесив голову до колен. Нина почти физически ощутила глубину его переживаний и смогла, наконец, спросить:

— Что же ты молчишь, Тор? Тебе больно за меня?

Он поднял голову и посмотрел на Нину так, словно взглядом хотел всю ее обнять, прижать к себе.

— Я люблю тебя.

Его слова прозвучали для нее, как удар грома.

Она ждала этих слов, инстинктивно к ним стремилась. Но когда они прозвучали, испугалась. И подумала, что он обманывает сам себя.

— Ты сильный человек, Ярослав, а сильные люди часто путают любовь с жалостью. Я благодарна тебе за сочувствие, за нежность… Но не называй это любовью. Меня любить нельзя. Я не могу быть полноценной женщиной.

— Глупая девчонка, которая берется судить о том, чего не знает. Как ты можешь говорить о своей женской несостоятельности, если ни разу… ведь ни разу?

— Ни разу, — эхом откликнулась Нина. — Ни разу с тех пор. Я не могла даже приблизиться ни к одному мужчине.

— А я сейчас очень близко от тебя… совсем рядом… — прошептал Ярослав.

И вдруг одной рукой он крепко обнял Нину за плечи, другой приподнял ей подбородок, и в следующую секунду его губы слились с ее губами.

Поцелуй был долгий, страстный, умелый. Нина подумала о предыдущих связях Ярослава, которые, конечно же, оставили свой след в его жизни. Что, если он начнет сравнивать ее с другими?..

Думая об этом, Нина даже не заметила, что поцелуй мужчины не испугал, не оттолкнул, что ей приятны были сильные мужские объятия. Ярослав рывком усадил ее к себе на колени. Сияющие глаза вновь приблизились к лицу. Она слабо отстранилась и заплетающимся языком пробормотала: