Повелитель теней - Нейл Оливер

Она тихо захихикала, выказывая свое удовольствие, и его тело невольно напряглось в ответ на ее раскованность по отношению к нему, почти незнакомому ей человеку.

– Быстро… но не слишком быстро, – прошептала она и снова захихикала.

Это было правдой, и он это знал. Джон Грант едва не покраснел, но тотчас утешился второй частью ее реплики и нежностью, которая чувствовалась в ее хихиканье и свидетельствовала о том, что интимная близость с ним была ей приятна.

И хотя теперь она была уже прошедшим эпизодом его жизни, о котором он будет вспоминать лишь изредка, ему все еще было не все равно, что она про него думает. Вопреки своему намерению вести себя сдержанно, он покрепче обнял ее за плечи и прижался лицом к ее макушке. «Всего лишь женщина… Да, просто женщина», – подумал он и поцеловал ее кудри.

Осознав, что его губы только что пошевелились, он на мгновение задумался, а не произнес ли он эти слова вслух. Но настроение женщины не изменилось, и он успокоился. Джон Грант всегда переживал по поводу того, что все эти женщины и девушки о нем думают, но не настолько сильно, чтобы спросить их об этом или побыть подольше рядом с какой-нибудь из них. Он решил, что уйдет, как только она заснет или как только погаснет огонь, – что произойдет быстрее.

Ему вдруг вспомнилась мать. Память о ней была для него словно преданная собака, которая всегда находилась рядом. А еще ему вспомнились ее могила, цветы утесника, стрела и Ангус Армстронг. С момента смерти его матери прошли уже годы, но этот искусный лучник про них, похоже, не забыл. Джон Грант уже превратился из мальчика в мужчину, а Бадр Хасан учил и опекал его как мог, однако ни время, ни расстояние, ни что-либо другое не могли заставить их врага успокоиться.

Женщина задремала, и ее сознание теперь плыло, как лодка-плоскодонка, отвязавшаяся от пристани. Джон Грант слушал ее дыхание, глубокое и спокойное, и ему хотелось плюнуть на все и тоже уснуть.

Однако ему не давали покоя мысли об Ангусе Армстронге. Джон Грант мысленно представлял его себе таким, каким он был в ту ночь, и молился Богу, чтобы побыстрее настал день, когда он лично выпустит кишки этому меткому лучнику.

Он уже не раз удивлялся тому, какой далекой была его нынешняя жизнь от той жизни, на которую он когда-то рассчитывал. Он был похож на семя, упавшее с какого-то высокого дерева и унесенное ветром далеко прочь. Бросив взгляд на спящую женщину, он затем перевел его на балки комнаты, которая находилась над таверной в стране, абсолютно не похожей на его родину, и с грустью покачал головой, словно не веря самому себе.

Он был сыном фермера и лишь совсем недавно превратился из подростка в мужчину. Ему изначально было суждено вести нелегкую, но спокойную жизнь земледельца. Он посмотрел на свои руки, растопырил пальцы и подумал, что его коже уже следовало бы огрубеть и потемнеть от земледельческого труда, то есть стать такой, какая была на руках, которые когда-то ухаживали за ним и ласкали его.

Джон Грант стал рассматривать свои ногти, неровные и короткие, и вспомнил, как выглядели упрямые полумесяцы ногтей на других пальцах, которые ласково гладили его спутавшиеся волосы и счищали остатки еды, размазавшейся и засохшей у него на щеках.

Он вспомнил нежное прикосновение ладони, руководимой совсем иной любовью, – той, которой он был лишен вот уже много лет. Он попытался вспомнить прикосновение, которое когда-то казалось ему даже более знакомым, чем его собственное, и на несколько мгновений ему до боли захотелось, чтобы эти измученные тяжелой работой руки дотронулись до него еще раз, взъерошили его волосы или легли на плечи, предвещая материнский поцелуй.

Когда-то ему казалось невообразимым удалиться от материнского дома на расстояние в час ходьбы. И вот он стал воином, его руки обагрены кровью, а тот дом и та темная могила, в которой покоятся кости Джесси, находятся за полмира отсюда.

Вместо того чтобы выращивать зерно и разводить скот, то есть заниматься тем, на чем основана жизнь людей, он стал нести смерть. Как и у Бадра, его оружием были меч и нож, и эти двое мужчин зарабатывали себе на жизнь тем, что отправляли на тот свет души своих противников, участвуя в войнах, которые затевали не они сами. Они были наемниками – наемными убийцами, ставшими мастерами в этом деле. Несмотря на юный возраст, Джон Грант обладал рано развившимися у него способностями воина, восхищавшими не только его наставника, но и многих других людей.

Эта ночь, в которой главными стали красное вино и доступная женщина, была всего лишь небольшой передышкой на пути к еще одной авантюре. Уже совсем скоро их единственная забота будет состоять в том, чтобы уцелеть и заработать побольше денег. Они не имели собственного дома, ибо все время перемещались по окровавленному лицу континента, участвуя в разных вооруженных конфликтах, вспыхивающих с завидным постоянством то тут, то там.

Скоро они окажутся рядом с воинами-христианами в войске венгерского полководца Яноша Хуньяди. Великий замысел Хуньяди, на который им двоим вообще-то было наплевать, заключался в том, чтобы нанести поражение османскому султану Мураду II. Ну что ж, пусть повезет этому полководцу, если его замысел и в самом деле можно будет реализовать, а они при любом результате этой затеи наполнят свои кошельки серебром и золотом.

У Джона Гранта, наверное, возникало желание оплакивать одну непрожитую жизнь и другую, прерванную, но его глаза оставались сухими, как будто их высушивал дым, поднимающийся от костра в полевом лагере.

Косово поле, Приштина, месяц спустя

Джон Грант осознал, чему суждено произойти, как только его глаза встретились с глазами этой красивой незнакомки. Вокруг была толкотня, люди сновали туда-сюда, но что-то в выражении лица этой девушки заставило его взгляд остановиться именно на нем и сразу все понять. Между ними тут же возникла невидимая связь – взаимопонимание, достигнутое за одно мгновение.

Сердце Джона, и так уже бьющееся ускоренно от охватившего его предвкушения, заколотилось еще сильнее. Хотя их разделяла толпа, они оба почти перестали замечать всех остальных людей, находившихся на рыночной площади. Большинство из них уже разделились на пары (пусть они танцуют свои собственные танцы). Те, кто остался в одиночестве, теперь скучали и, усевшись где-нибудь в сторонке, никого теперь не интересовали.

Джону Гранту показалось, что они идут вместе по глубокой воде: движения были медленными, звуки, похожие на какое-то странное эхо, – приглушенными и доносившимися как бы издалека. Приближающееся к нему лицо всецело завладело его вниманием: угловатые линии, смягченные и приукрашенные темными миндалевидными глазами. В них было полно света и жизни, но также чего-то тяжелого и эгоистичного. Возможно, жестокости. Такие лица и глаза нравились Джону Гранту больше всего, и на его пути их встречалось не так уж мало.

Мгновение за мгновением, шаг за шагом – и они, повинуясь ритму танца, постепенно приближались друг к другу. Он смотрел только на нее, а она – только на него.