Он придет - Джонатан Келлерман

Мы проспали до десяти вечера и проснулись, умирая от голода. Я спустился в кухню и сделал сэндвичи с итальянской салями и швейцарским сыром на ржаном хлебе, нашел кувшин бургундского и отволок все это добро обратно наверх для позднего ужина в постели. Мы быстро все подмели, обмениваясь по ходу дела отдающими чесноком поцелуями и роняя крошки на простыни, обнялись и опять завалились спать.

Вырвал нас из сна телефонный звонок.

Робин сняла трубку.

– Да, Майло, он тут. Нет, всё в порядке. Даю.

Она передала мне трубку и опять зарылась в простыни.

– Привет, Майло. Сколько сейчас времени?

– Три часа ночи.

Я резко сел в кровати и протер глаза. Небо за световым люком в крыше было черным.

– Что случилось?

– Это та девчонка – Мелоди Куинн. Она словно взбесилась – проснулась с криками. Бонита позвонила Тоулу, а тот перезвонил мне. Требует, чтобы ты немедленно туда приехал. Похоже, он вне себя.

– Пошел он в жопу. Я ему не мальчик на побегушках.

– Хочешь, чтобы я ему это передал? Он тут, рядом.

– Так ты там, что ли? У нее дома?

– Естественно! Ни дождь, ни град, ни тьма, ни прочая фигня не остановят нашего верного слугу общества, и все в таком духе[28]. У нас тут теплая компания. Доктор, Бонита и я. Ребенок спит. Тоул ей чего-то вколол.

– Еще бы.

– Девчонка проболталась мамаше насчет гипноза. Тоул хочет, чтоб ты был здесь под рукой, если она опять проснется – вывести ее из транса или еще чего.

– Вот говнюк… Гипноз тут совершенно ни при чем. У ребенка проблемы со сном из-за всей этой наркоты, которой он ее пичкает.

Но сам я был далеко не так уверен в своих словах. После сеанса на пляже она наверняка переволновалась.

– Я уверен, что ты прав, Алекс. Просто хотел дать тебе повод приехать сюда, чтобы узнать, что происходит. Если ты хочешь, чтобы я отшил Тоула, то я это сделаю.

– Повиси-ка на телефоне минуточку. – Я помотал головой, стараясь обрести ясность мыслей. – Она сказала что-нибудь, когда проснулась, – что-нибудь вразумительное?

– Я только самый конец застал. Они сказали, что это произошло уже четвертый раз за ночь. Девочка кричала и звала отца: «Папочка, папочка!» – типа того, но очень громко. Это и выглядело, и звучало довольно паршиво, Алекс. Лично меня это напрягло.

– Все, уже еду. Постараюсь побыстрей.

Я одарил спящую мумию рядом со мной поцелуем в попку, слез с кровати и поспешно оделся.

* * *

Помчался в машине вдоль океана, направляясь к северу. Улицы были пустыми и скользкими от водяной пыли с океана. Навигационные огни на конце пирса мерцали, словно булавочные проколы в черной бумаге. На горизонте маячили несколько траулеров. В этот час акулы и прочие ночные хищники наверняка вовсю рыскали по дну океана в поисках добычи. Интересно, подумалось мне, какая кровавая резня идет сейчас под глянцево-черной кожей воды и сколько еще ночных охотников крадется сейчас по суше, скрываясь в темных переулках, за мусорными баками, прячась среди листьев и веток пригородных кустов – широко раскрывших глаза, тяжело дышащих…

Пока ехал, разработал новую теорию эволюции. У зла имелась своя собственная метаморфоза разума: акулы и острозубые гадины, слизисто-скользкие ядовитые твари, скрывающиеся в вязком иле, не сдались в постепенном процессе превращения в амфибий, рептилий, птиц и млекопитающих. Единственный качественный скачок перенес зло из воды на сушу. От акулы к насильнику, от угря к грабителю с ножом, от ядовитого слизня – к убийце с дубиной, когда кровожадность зашита уже в самой сердцевине спирали ДНК.

Казалось, что тьма давит на меня со всех сторон, настойчивая, зловонная. Я посильней придавил педаль акселератора, с силой пробиваясь сквозь нее.

Когда я подъехал к жилому комплексу, Майло поджидал меня в дверях.

– Она только что опять начала по новой.

Я услышал это еще до того, как вошел в спальню.

Свет был притушен. Мелоди сидела, выпрямившись на кровати, закостенев всем телом, – глаза широко открыты, но ни на чем не сфокусированы. Бонита сидела рядом с ней. Тоул, в спортивном костюме, стоял с другой стороны.

Девочка всхлипывала, как раненое животное. Подвывала, стонала и раскачивалась взад и вперед. Потом вой стал постепенно набирать силу, как сирена, пока не перешел в истошный визг; ее тоненький голосок рвал тишину в клочья.

– Папка! Папка! Папка!

Волосенки прилипли к лицу, липкие от пота. Бонита попробовала ее обнять, но она стала отбиваться и вырвалась. Мать была беспомощна.

Крики продолжались, казалось, целую вечность, а потом прекратились, и Мелоди опять принялась тихонько подвывать.

– Господи, доктор, – взмолилась Бонита, – она сейчас опять начнет! Сделайте что-нибудь!

Тоул заметил меня.

– Может, доктор Делавэр поможет? – с отвращением процедил он.

– Нет, нет, я не хочу, чтобы он даже близко к ней подходил! Это все из-за него!

Тоул не стал с ней спорить. Я мог поклясться, что он чуть ли не открыто торжествовал.

– Миссис Куинн… – начал было я.

– Нет! Не подходите! Убирайтесь!

Ее вопли опять завели Мелоди, и она снова принялась звать отца.

– Прекрати!

Бонита метнулась к ней, зажала рот. Стала трясти.

Мы с Тоулом двинулись одновременно. Оттащили ее. Он отвел мать в сторону, начал говорить что-то, чтобы ее угомонить.

Я же повернулся к Мелоди. Она тяжело дышала. Зрачки расширились. Я прикоснулся к ней. Она вся сжалась.

– Мелоди, – прошептал я. – Это я, Алекс. Все хорошо. Никто тебя не обидит.

Пока я говорил, она немного остыла. Я продолжал ее убалтывать, зная: то, что я скажу, гораздо менее важно, чем то, как я это скажу. Я сохранял негромкий ритмический рисунок речи – спокойный, беззаботный, утешительный. Гипнотический.

Вскоре девочка опустилась на подушки. Я помог ей лечь. Разомкнул руки, которыми она себя обхватывала. Продолжал успокаивающе с ней говорить. Ее мышцы стали расслабляться, а дыхание замедлилось, стало размеренным. Я приказал ей закрыть глаза, и она послушалась. Я поглаживал ее по плечу, продолжая говорить с ней, рассказывать ей, что все хорошо, что она в безопасности.

Мелоди свернулась калачиком, подоткнула под себя одеяло и засунула в рот большой палец.

– Выключите свет, – сказал я.