День чёрной собаки - Вадим Юрьевич Панов

в карман зажигалку, произнёс:

– Извини. Конечно.

Этого оказалось достаточно.

– Так вот… Я… – Платон нервно затянулся. – Думаю, ты согласишься, что мы с тобой не так часто вспоминаем ту историю. Совсем старую.

– Мы стараемся её не вспоминать.

– Но иногда приходит.

– Ко мне – нет.

– Ты всегда был железным.

Илья молча кивнул.

– Так вот… – Платон выронил окурок, выругался, растоптал, жестом попросил у друга ещё одну сигарету, раскурил её и продолжил рассказ. – Я стараюсь не вспоминать ту историю, но два дня назад мне о ней напомнили… Не люди, конечно… Только не спрашивай кто, не смейся хотя бы сейчас… Просто слушай.

Бархин и не собирался смеяться.

– В общем, выхожу из дома, сажусь в машину, завожу, начинаю сдавать задом, чтобы выехать с парковки, чувствую, правое переднее колесо переезжает через что-то мягкое. Сам понимаешь – перепугался: вдруг ребёнок? Крика не было, но мало ли? В общем, я по тормозам, руки трясутся, внутри холодно, выбегаю из машины, смотрю, а там не ребёнок – к счастью, – а большая чёрная собака. А поскольку никаких звуков не было, думаю, она заползла под мою машину и сдохла.

– Сдохла? – машинально переспросил Илья.

– Думаю, да… даже уверен.

– Почему?

– Она бы сбежала, когда я завёл двигатель.

– Могла спать.

– Она бы завыла от боли… да и не умерла бы сразу, я… я не через голову переехал. Не будь она уже мертва – она бы мучилась.

– Значит, повезло, – резюмировал Илья. – И ей, и тебе.

– Угу. – Платон жадно затянулся. Жадно и глубоко. – Я минуты две на неё смотрел… Потом стошнило, конечно, потом позвал дворника, дал ему денег и велел прибрать. И уехал. А вечером долго не мог заснуть. А когда заснул – мне позвонила, а потом написала Ада. – Платон закашлялся, бросил сигарету и спросил: – Что скажешь?

– Чёрная собака?

– Да, большая чёрная беспородная собака.

– И ты вспомнил.

– А ты бы не вспомнил?

Несколько мгновений Илья смотрел другу в глаза, а затем честно ответил:

– Ты назвал меня железным, и это, наверное, так, но я вспоминаю ту историю каждый раз, когда вижу чёрную собаку. Не обязательно дохлую.

– Просто не показываешь виду?

Бархин молча кивнул.

– Это и значит быть железным.

– Может быть. – Илья повертел в руке пачку, но курить больше не стал – убрал в карман и задумчиво произнёс: – Говоришь, знак?

– А ты как бы это назвал? Совпадением? Сейчас октябрь, Адьке снится чёрная собака, а я переезжаю её на машине.

– Да, я считаю всё происходящее совпадением, потому что октябрь и собака – не связанные истории, – хладнокровно ответил Бархин.

– Ты всегда был слишком прагматичным.

– Просто – прагматичным.

– А истории связаны. – Платон сплюнул. – Не случись одной – не было бы другой.

– Была бы, но, возможно, не такая.

– Это и значит, что её не было бы. – И, не дожидаясь ответа, Платон пошёл за руль. – Поехали, я что-то жрать захотел у вас в лесу.

На выходные народ потянулся за город, и поездка по магазинам затянулась: из-за очередей и капризов Бархина. Толковую баранину – то есть ту, которая устроила придирчивого Илью, – они отыскали в третьей лавке, в которой, к счастью, нашлась и толковая говядина. Ради толковых овощей поставили на уши весь рынок, и только всякая ерунда была куплена в первом же супермаркете. Вернулись довольно поздно. И сразу стали заниматься мясом – Илья, ужином – Ада, травлением баек – Платон.

Поужинав, продолжили разговор у камина, а примерно в одиннадцать Ада сказала, что хочет спать. Не забыв добавить, что приготовила Платону вторую гостевую первого этажа – заднюю. Спорить никто не стал. Мужчины пожелали хозяйке дома спокойной ночи, а когда она ушла – достали из бара початую бутылку коньяка.

– Как твои дела? – спросил Платон. В прошлый раз они виделись три недели назад, и Платон решил узнать, не случилось ли с тех пор чего-нибудь важного.

– В целом, наверное, нормально, – ответил Бархин, принимая бокал с коньяком.

– Любопытно выстроенная фраза.

– А по-другому не скажешь.

– Пожалуй, – поразмыслив, согласился Платон, возвращаясь в соседнее с Бархиным кресло. – Ты всё там же работаешь?

– Да.

Илья занимал высокий пост в компании «NuPetro» – серьёзной корпорации в области добычи углеводородов, руководство которой не стремилось к активности в публичной сфере, но на рынке чувствовало себя более чем уверенно.

– Ты говорил, что тебя пытались переманить.

– Времена сейчас непростые, для перехода нужны по-настоящему веские основания, – сообщил Бархин.

– Не сошлись в цене? – догадался Платон.

– Не сошлись в цене, – подтвердил Илья.

– А ушёл бы?

– Не знаю.

– Ты консерватор.

– Просто прагматичный человек. – Илья сделал глоток коньяка. – А как твои успехи?

– Снял фильм.

– Я был на премьере, – язвительно напомнил Бархин. – Сам позвал.

– Мы с тобой встречались? – пошутил Платон.

– Не помню – был слишком пьян.

– Я тоже.

Они рассмеялись.

Платон Брызгун с детства мечтал снимать кино. Не играть в кино – становиться актёром он не хотел категорически, а снимать, быть режиссёром и, разумеется, всемирно известным. Мечту свою Платон осуществил, и к тридцати пяти годам стал хоть и не всемирно известным, но весьма востребованным в России режиссёром. Четыре его полнометражных фильма были обласканы критиками, в том числе зарубежными – Платон получил второстепенный приз одного из первостепенных европейских фестивалей, а сериалы выходили на федеральных каналах и крупнейших стриминговых платформах. Снимал Брызгун быстро и при этом – сохраняя студенческий азарт, который часто улетучивается у опытных мастеров, столкнувшихся с тем, что «контент» – это не про творчество, а про деньги. Платон представлял собой счастливое исключение: талант позволял ему хорошо снимать – зрители его отмечали и любили, а многочисленные знакомства и добрый нрав помогали находить деньги. Но при этом, как и все творческие личности, Платон периодически начинал сомневаться в своих способностях, что иногда заканчивалось затяжными депрессиями.

– Как тебе фильм?

– Хороший, я же говорил на премьере.

Илья хвалил последнюю работу друга то ли в седьмой, то ли в одиннадцатый раз, но он знал правила игры и был готов повторять комплименты столько, сколько потребуется.

– Не проходной?

– Нет, конечно.

– Не похоже на то, что я делал раньше?

– Ты один из тех счастливчиков, которым удаётся постоянно искать новое и находить такое новое, которое оказывается лучше старого.

– Так ты меня ещё не хвалил, – заметил Брызгун.

– Я беру пример с тебя и расту над собой.

– Ты всё время забываешь, что мы знакомы с детства и я прекрасно знаю, когда ты врёшь.

– Я научился врать так, что меня не ловит даже мама, – похвастался Илья.

– Может, она не хочет тебя ловить?

– Жена тоже не ловит.

– Может, и она не хочет тебя ловить?

– Галя? – удивился Бархин.

Несколько мгновений мужчины молчали, глядя друг другу в глаза, после чего Платон покачал головой:

– Если ты научился обманывать Галину, я без проб возьму тебя в любой из своих фильмов на главную роль – ты гениальный актёр.

– Спасибо.

Бокалы соприкоснулись, мужчины посмотрели друг другу в глаза, пожелали здоровья, сделали по глотку, после чего Илья взялся за бутылку, а Платон неожиданно спросил:

– Ну а теперь, после того, как мы друг друга похвалили, ты скажешь мне правду?

– Она тебе не нужна, – равнодушно ответил Бархин. Рука, в которой он держал бутылку, не дрогнула, янтарная жидкость продолжила спокойно литься в бокал Брызгуна.

Платон же помолчал, потом улыбнулся и покачал головой:

– Ты научился не только гениально врать. Ты видишь людей насквозь.

– Это врождённое. – Теперь Илья наливал себе. И тоже абсолютно спокойно.

– Раньше ты мне это не демонстрировал.

– Тебе не демонстрировал, – уточнил Бархин.

– Не хотел обижать?

– И это тоже.

– Не хотел показывать, насколько ты умный?

– Тоша, не нарывайся на комплименты, мы все знаем, что ты далеко не дурак. – Илья поставил бутылку и вернулся в кресло. Откинулся на спинку и уставился на огонь. Положив ноги на пуфик, на котором не так давно покоились длинные ноги Ады. Имело смысл подбросить полено, но лень было вновь подниматься. К тому же чем быстрее прогорят дрова, тем быстрее они пойдут спать.

– Ещё три года назад мне было очень важно, что обо мне говорят, – рассказал Платон, тоже глядя на огонь. Только вряд ли ему в голову могла прийти мысль о полене. – Теперь мне важно мнение очень ограниченного круга людей, в числе которых, безусловно, есть ты. У этих людей прекрасный вкус, и они не боятся говорить мне правду.

– Если что – фильм мне действительно понравился.

– Спасибо, но я сейчас не об этом. – Брызгун сделал настолько большой глоток коньяка, что Илья чуть было не потянулся за бутылкой – долить. – Я сейчас о том, что переживания остались в прошлом.

– Отрастил шкуру?

– Не торкает, – ответил Платон. – Азарт исчез. Соревноваться не с кем, поэтому и похвала, и ругань потеряли смысл.

– По твоим фильмам не скажешь,