Каменный Кулак и мешок смерти - Янис Кууне

Фризские галдери перекинулись парой тихих слов, после чего обернулись к лесу и подали знак. Со всех сторон из-за деревьев стали выходить вооруженные люди.

– Что привело вольных мореходов на Спайкероог?[134]– спросил у Хрольфа человек, в котором без труда угадывался военный вождь фризов.

Было еще много вопросов и много рассказов.

Был еще обряд на испрошение у Водана победы для мореходов, и дружеский пир, который фризы устроили, узнав, что свеи плывут творить беды ненавистным франкам.

Словом, было все, кроме жестокой сечи с осквернителями Священной рощи Спайкероога. И надо сказать, что ни среди викингов, ни среди фризов не нашлось того, кто бы сожалел об этом упущении.

Весь оставшийся день и развеселый вечер, когда при стечении трех ручьев пировали варяги и фризы, Волькша искал удобного случая подступить к вещему старцу с вопросом, мучившим его с тех пор, как галдерь вернул ему Ладину берегиню. Что узрел ведун в узлах тесьмы, что прочитал он в них? В том, что старец именно прочитал по снурку некое обережное заклинание, Волкан не сомневался.

– Ты слишком любопытен для ратаря, – усмехнулся старик, когда Волкан сподобился-таки задать ему свой вопрос.

– Ты тоже, ясновидец, – не остался в долгу венед, намекая на то, что волхв сам попросил показать ему оберег.

Они опять посмотрели друг другу в глаза. Но в этот раз это был самый обыкновенный взгляд.

– Разве тот, кто дал тебе этот коготь, не растолковал, для чего он служит? – спросил волхв. Он говорил так тихо, что Годиновичу пришлось придвинуться к нему вплотную.

– Лада-Волхова сказала, что этот оберег надлежит носить тому, кто рожден быть Синеусом Трувором. И все… – сознался Волькша.

– Так почему же ты теперь спрашиваешь у меня? Разве она не сказала тебе все, что считала нужным?

Волкан свел брови к переносью. Не до вопросов ему было тогда, когда Лада рисовала у него на лбу рисунки и шептала священные заговоры. Не огружай его плечи в то утро непосильная ноша, уж он бы вызнал у волховы, что за берегиней она его одаривает. Однако рассказывать фризу всю былицу своей жизни Волькше не очень-то хотелось, и потому он слукавил:

– Она сказала, что придет время, и я сам все узнаю. Вот я и подумал, что раз уж Макоши захотелось, чтобы ты осмотрел мой оберег, то, может статься, ты и есть тот, кто все мне растолкует.

– Хитер, – улыбнулся галдерь. – Лихо ты словами играешь. Если ты и в бою такой же проныра, то теперь и мне ясен Воданов умысел.

– И в чем умысел-то, старче? – попытался поймать его на слове Волькша.

– Экий ты торопливый, – ответил волхв. – Тебе же сказано: ты сам должен это понять. Своей головой. Своим сердцем. А пока для тебя твоя судьба – нянька, пока она тебя ведет за руку, точно дитя малое, не положено тебе знать, что в узелках сих написано.

– Написано? В узелках? – удивился Волкан, точно в полдень не видел, как старец «читал» снурок его берегини.

– Именно что, – важно изрек старец. – На тесьме, что твой оберег держит, узловой тайнописью начертано высокое заклинание…

Фриз спохватился, поняв, что его язык сболтнул лишнее, но было уже поздно.

– А что это за тайнопись? – впился в него глазами венед.

– Эх… – расстроился волхв. – Ну да ладно… Еще прежде, чем на свет появились священные руны, был в подлунном мире язык тайных знаков… Ты ведь слышал, небось, про нить судьбы?

Волькша страстно закивал головой. Ему ли не знать, как причудливо Макошь свою кудель[135]прядет.

– Древние… знали о ней куда больше нашего… Они-то и измыслили узелковые заклинания. Будет досуг – осмотри внимательно те узелки, коими унизана тесьма твоего оберега. Там все узелки разные… Не все, конечно. Некоторые повторяются…

Волькшина рука потянулась к вороту рубахи. Хотя бы пощупать эти заветные узелочки…

– Древние мудрецы завещали нам полсотни и еще четыре узелка, – погружался галдерь в глубины своей мудрости. – И каждый из них свой тайный смысл имеет. Что за смысл? Даже не спрашивай. Это чародейство не многим по плечу. Лишний узел не там завяжешь, и поминай, как тебя звали: пропадешь ни за что, и спасти будет некому… Я уж думал, что и не осталось на свете людей, сведущих в узелковых заклинаниях… Да и сам почти все забыл… А как увидел твой оберег, так и обомлел: такая работа по силам лишь величайшему из галдерей… Хотел бы я поговорить с тем, кто одарил тебя этим медвежьим когтем…

Волькша молчал. Знал он, что велика сила Лады-Волховы, но и думать не смел, что и на другом конце Яви найдутся люди, которые оценят могущество ладонинской ворожеи. «Как ни раскидист Иггдрассиль, но все его ветви сходятся к одному стволу», – вспомнились Годиновичу слова эстинского златокузнеца Тынто из Екебю. Может быть, к людям это относилось еще так сяк, а вот к ворожбе – так в самую зеницу.

– А разве во всей Яви была одна узелковая тайнопись? – спросил-таки Волькша.

– Как есть одна, – ответил старец и провел пальцами по своему поясу. Только тут венед заметил, что веревка, которой волхв был подпоясан, тоже унизана узлами. Тут же вспомнились ему вещие странники, приходившие к Ладе. Как же это Волькша никогда не замечал, что и их пояса были покрыты замысловатыми барашками и узлищами? Да и на то, что по весне девки ходили вязать узлы на ивовых ветвях, Годинович теперь взглянул в другом свете.

– Эта тайнопись прежде всяких других знаков появилась. Даже прежде первых деревянных идолов. По моему разумению, священные руны – это лишь начертания тех самых узлов, да и то не всех, а лишь тех, которые несведущим людям понимать невозбранно. Всякая вязь, всякий затейливый узор все про те же древние узлы толкует…

– Эт чё эт ты тут с этим пеньком старым трешься? – раздался над головой Волькши бас Ольгерда. Дыхание Рыжего Люта было смрадно, как у всякого, кто без меры пил хмельное и в три горла жрал жирное. Он был настолько пьян, что забывал даже венедские слова.

– Тебе не понять. Велесовы дела у тебя всегда поперек башки шли, – огрызнулся Волкан, понимая, что после вторжения верзилы тайный разговор с фризским галдерем вряд ли удастся возобновить. А он еще столько хотел выпросить у старца…

– Как-ик! – е дела? – нахмурился Олькша, остервенело чеша рыжую макушку: – Каки-ие дела у тебя могут быть с этим фризским трухлявым поленом?

– Иди лучше спать, – сказал Волькша и потащил Рыжего Люта за рукав подальше от волхва. Не к добру расхрабрился Хорсович. Вдали от Лады страх перед чародеями потерял. Того и гляди, нагрубит, болван, седовласому, а тот ему заклятием каким-нибудь черным ответит. По всему видать, что старик силы немереной. Перстами щелкнет и Долю в Недолю оборотит…